– Хвала Господу! – воскликнула та, что постарше. – Мы заблудились.
Ее глаза наполнились слезами.
– Пожалуйста, пожалуйста, возьмите нас с собой. Мне страшно подумать, что с нами сделают русские, если мы попадем им в руки!
После той бойни, которую мы увидели в доме лесника, я не смог им отказать.
Наступал вечер, и канонада, громыхавшая весь день, становилась слышна все отчетливее. В конце концов мы вышли к окраине леса и остановились на вершине какой-то возвышенности, раздумывая, что делать дальше. Внизу между двух холмов шла дорога, которую постоянно обстреливали две батареи тяжелых орудий, установленные неподалеку.
– Прислушайтесь, унтершарфюрер. – Приставший к нам пожилой боец фольксштурма приложил к уху морщинистую ладонь. – Вы слышите?
За разрывами снарядов, ложившихся на дорогу, с юга явственно доносился гул артиллерии. Он слышался постоянно, и я уже не воспринимал взрывы, которые не могли представлять для меня непосредственную опасность. Поэтому я вопросительно посмотрел на старика.
– Русские уже в Хальбе. Я воевал на прошлой войне. Я могу отличить обычную стрельбу от гула сражения. Что будем делать?
– Вы знаете эту местность? – спросил я.
Не имея ни карты, ни компаса, я подумал, что старый солдат может быть очень полезен.
– Да, конечно. Возле Хальбе живет моя дочь.
Я посмотрел на лица своих немногочисленных солдат, новобранцев дивизии «Лейбштандарт», поклявшихся хранить верность фюреру и сейчас готовых идти туда, куда я их поведу, на старика из «фольксштурма», пробирающегося к дочери, на двух дрожащих от страха женщин. Должны ли мы принять участие в сражении у Хальбе? А что будет с женщинами? Нас слишком мало, у нас недостаточно оружия даже для того, чтобы защитить самих себя. Разве можем мы оказать влияние на ход настоящего боя?
– Куда ведет эта дорога? – спросил я, указав на долину.
– Через озера на Куммерсдорф, – ответил мужчина. – Но, конечно, мы должны помочь нашим товарищам у Хальбе.
– Мы туда не пойдем, это смертельная ловушка.
Старик замотал головой:
– В таком случае прошу разрешить мне покинуть ваш отряд.
Я не стал его удерживать.
Мы спустились в долину и начали продвигаться к дороге, держась максимально ближе к обстреливаемой обочине. Батареи вели огонь попеременно, сначала справа, затем слева. Снаряды ложились близко к дороге, попадая практически в одни и те же воронки. На часах, подаренных мне матерью на Рождество, я засекал время между разрывами – от 20 до 30 секунд. В эти короткие промежутки я и отправлял своих людей вперед по два человека. Наконец все перебежали в безопасную зону, и на этой стороне дороги остались лишь три человека – я и две женщины. Я забросил автомат себе за спину, взял женщин за руки, и они изо всех сил сжали мои ладони своими холодными пальцами. Мы не успели перебежать открытый участок до того, как разорвался снаряд, и осколок ударил меня в правую лодыжку. Ботинок сразу наполнился горячей кровью, однако я мог бежать, и мы, не останавливаясь, миновали опасный участок. Я осмотрел рану и обнаружил, что меня просто слегка зацепило, – пары швов будет достаточно, чтобы залатать эту царапину. Меньше всего мне хотелось подхватить инфекцию, которая помешала бы мне ускользнуть от русских, поэтому я, пользуясь временной передышкой, тут же перевязал рану. Женщины благодарно обняли меня, радуясь своему спасению.
Мы двигались на запад, и гул сражения у Хальбе постепенно стихал вдали. Вскоре наш отряд начал разрастаться, к нему присоединялись отставшие от своих частей солдаты вермахта, мальчишки из «гитлерюгенда», старики из «фольксштурма», просто беженцы, для которых мы стали последней надеждой. Я и оглянуться не успел, как превратился в командира целой колонны отступающих. Среди нас теперь было много женщин, которые тащили домашний скарб. А детишки цеплялись за их платья. В этом районе Германии очень много озер, но, как ни странно, я не могу вспомнить, чтобы видел хоть одно из них. Ночь мы провели, скрываясь в лесу, но затем звуки перестрелки дали нам понять, что пора двигаться дальше.
Когда мы покинули укрывавший нас лес, я, к своему удивлению, увидел на расстоянии знакомые радиомачты Кёнигс-Вустерхаузена, означавшие, что мы находимся недалеко от Цоссена1, города, лежащего южнее Берлина. К несчастью, тут нас встретил отряд полевой жандармерии. Их называли «цепными псами» из-за жетонов на цепочках, которые висели у них на груди, и занимались они тем, что вылавливали солдат, которые покидали уже не существующую линию фронта. Лучше было им не попадаться, так как они имели право казнить на месте всякого, кого заподозрили в дезертирстве или пораженческом настроении. К нам, держа в руке пистолет, направился офицер. С суровым выражением лица он спросил:
– Кто старший?
Я сделал шаг вперед.
– Мы заблудились в лесу, – солгал я.
Цоссен находится в 15 км юго-западнее Кёнигс-Вустерхаузена.
Признаться, что мы бежали от врага, означало бы немедленное наказание.
С каменным лицом он окинул меня безжалостным взглядом с головы до ног.
– Женщины и дети могут идти, – заявил он, а затем вновь повернулся ко мне: – Унтершарфюрер, в лесу русские. Долг солдата – сражаться с врагом.
Мрачные и примолкшие от отчаяния, мои солдаты последовали за мной, когда я вновь повел их в лес. Мальчишки из «гитлерюгенда», многие из которых даже не помнили мирные времена, храбро шли навстречу неминуемой смерти. И очень скоро мы вступили в кровавую схватку с многочисленным противником, солдаты которого, казалось, стреляли из-за каждого дерева. Летящие из-за густой листвы пули поражали тела моих товарищей. Очень скоро нас обошли с флангов и начали окружать. Тогда, оставив раненых на произвол судьбы, я отвел остатки своего отряда на опушку леса. Жандармов там уже не было, они поспешили скрыться, спасая свою шкуру. Бессмысленно пожертвовав 12 жизнями, оставшиеся в живых смогли теперь беспрепятственно продолжить отход.
Теряя силы от голода и бессонницы, мы встретили четырех офицеров из дивизии «Лейбштандарт». Старшим среди них оказался гауптштурмфюрер с землистым лицом и карими глазами. С ним были еще два офицера – один оберштурмфюрер и командир моей роты в Альт-Хартмансдорфе, унтерштурмфюрер Шенк. Четвертым в этой компании был один мой знакомый унтершарфюрер, которого я редко видел без улыбки на лице. Кажется, его звали Генрих. Я вежливо поинтересовался у унтерштурмфюрера Шенка, как он тут оказался, но он оставил мой вопрос без ответа и повернулся ко мне спиной. Естественно, в такой ситуации у любого могли бы возникнуть подозрения, но вряд ли имело смысл сейчас разбираться во всем этом. У каждого из нас теперь оставалась одна цель – выжить. Они присоединились к нашему отряду, и мы вместе продолжили наш путь на запад.
Нам оставалось идти до Эльбы еще несколько дней, когда гауптштурмфюрер разрешил тем, кто выходил вместе со мной, самостоятельно попытать счастья, чтобы перебраться на другой берег или возвратиться обратно к своим семьям. Мои бывшие подчиненные воспользовались этим разрешением, и мы тепло попрощались. А после того, как наши спутники скрылись из вида, мы впятером тоже направились к Эльбе, стараясь держаться поближе к лесу, если было возможно.
