Мы с Генрихом направились к реке, где надеялись найти баржу с продовольствием и пополнить запасы наших гостеприимных хозяек.
– Хорошие девушки, – сказал я.
– Хорошие, – согласился мой спутник. – И очень красивые.
Я думал о том, как грациозно двигается Ута, о том, как она смотрела на меня. А еще я решил, что, когда вернусь с едой, надо будет чем-нибудь помочь сестрам перед тем, как мы двинемся дальше на запад.
Когда мы подошли к берегу, баржа уже стояла неподалеку. От земли ее отделяла небольшая полоса воды. Напротив толпились люди, в нетерпении ожидавшие, когда начнут раздавать провизию. Один из членов экипажа закричал:
– Эй, мы не будем разгружаться прямо сейчас. И вам незачем лезть в воду. Принесите несколько досок.
Однако, похоже, никто из присутствующих не желал покидать свое место на берегу из опасения, что ему ничего не достанется.
– Когда мы еще достанем еду?! – кричали из толпы. – Русские уже рядом!
Мы протолкались к берегу.
– Тихо! – крикнул я.
Сразу же наступила тишина. Присутствие двух вооруженных людей в форме войск СС мгновенно успокоило беженцев. Мы приказали нескольким самым крепким мужчинам следовать за нами и направились к ближайшему дому, чтобы взять жерди и доски. При необходимости мы были готовы разобрать даже крышу, но, на наше счастье, в сарае нашлись необходимые материалы, и вскоре мы опять вернулись на берег.
Генрих первым перебрался на баржу. А когда я последовал за ним, то со страхом посмотрел вниз на коричневую воду, бежавшую под нашим импровизированным трапом. У меня с детства существовал непреодолимый страх перед водой, поэтому я с облегчением выдохнул, оказавшись на твердой палубе. На борту члены экипажа вытаскивали из трюма ящики с шоколадом, коричневым сахаром, банки с консервированным мясом и другие продукты. Мы набили битком наволочки, которые нам дала Ута, но теперь перед нами встала более рискованная задача – перебраться со своим грузом обратно на берег. Доски у меня под ногами опасно потрескивали, прогибались. С большим трудом я все-таки выбрался на твердый берег, где Генрих уже начал руководить справедливым распределением продовольствия. По пути к дому, где нас ожидали товарищи, мы с Генрихом проверили содержимое наших «мешков» и с удовольствием убедились, что если я чего-то не положил к себе, то это нашлось у моего товарища.
Уже наступил вечер, когда мы выложили содержимое наволочек на стол перед Утой и Лизой. Они не могли скрыть своего восхищения, брали каждую банку, вслух читали названия и потом аккуратно расставляли все в буфет и кухонные шкафы. Покончив с этим, Ута благодарно посмотрела на нас:
– Спасибо вам за еду. Вы так устали и все-таки пошли туда.
– Ничего страшного, – ответил я. – Нам было приятно сделать хоть что-то, чтобы отблагодарить вас за гостеприимство.
– Мы с Лизой приготовили для вас постели в спальне наверху и постелили чистые простыни. Ваши офицеры будут спать в спальной у дверей. Впрочем, они уже, кажется, храпят.
Хотя до полного наступления ночи оставалось еще достаточно времени, при виде постелей с чистым бельем мы с Генрихом не смогли сопротивляться усталости. Мы сбросили амуницию и форму прямо на пол и блаженно растянулись на матрасах. Я немедленно провалился в сон.
Проснулся я от скрипнувшей двери. Сердце отчаянно заколотилось, и я потянулся к лежавшему на полу пистолету.
Но тут раздался девичий шепот:
– Это мы, Лиза и Ута…
В сером предутреннем сумраке в открытом дверном проеме угадывались силуэты двух девушек в белоснежных сорочках. Ута улыбнулась. На соседней кровати проснувшийся Генрих сел и широко открыл рот от удивления. Ута медленно развязала завязку на горле так, что стали видны вершины ее грудей. В ту минуту она показалась мне самой прекрасной девушкой на земле. Она распахнула сорочку, обнажая свое тело. Ее соски набухли и приподнялись от утренней прохлады, гладкая кожа слегка серебрилась. Внизу живота курчавился золотистый треугольник волос.
– Мы пришли к вам. – Она посмотрела на сестру, и та стыдливо кивнула. – Если вы, конечно, не против.
Ее сорочка упала на пол.
Лиза последовала примеру сестры. У нее была маленькая аккуратная грудь с большими розовыми окружностями сосков. Две обнаженные девушки, стоявшие у изножия наших кроватей, казались волшебным видением для двух солдат, которые последние несколько дней не видели ничего, кроме страха и крови.
– Если беженцы говорят правду, то, когда придут русские, нас будут много раз насиловать. – Ута взяла сестру за руку, и девушки подошли ближе. – Нам не хочется, чтобы наши дети были от русских.
Лиза легла в кровать к Генриху, а Ута скользнула ко мне под одеяло. От ее тела исходил прекрасный аромат, я ощущал такой однажды еще во Франции. Я лежал на спине, а она ласкала мою шею. Ее прохладные пальцы скользнули мне на грудь, двигаясь вверх-вниз, будто поддразнивая. Затем ее нежная ладошка опустилась вниз моего живота. Это казалось чудом, разве могло такое случиться, когда всего в нескольких километрах отсюда происходят такие ужасные события. Я закрыл глаза, стараясь забыть о войне, ненависти, смерти. Кончиками пальцев девушка ласкала мое тело, и я непроизвольно вздрагивал от наслаждения. Меня охватило желание, а каждое движение нежных пальчиков подготавливало меня к той секунде, когда наши тела сольются воедино.
Ее усилия достигли цели, и тогда она села на меня верхом, не обращая внимания на сестру, лежавшую под Генрихом на соседней кровати, и начала восхитительные ритмичные покачивания. Ута взяла мои руки, прижала их к холмикам своих грудей, затем слегка наклонилась вперед и продолжила свои движения, сначала медленно, потом все быстрее, принимая в себя все глубже. Я забыл обо всем на свете от восторга. Меня переполняло наслаждение. Я изо всех сил прикусил губу в надежде, что боль не даст мне сорваться, и я смогу продлить удовольствие. Я давно не был с девушкой, поэтому не мог знать, насколько меня хватит, но сейчас для меня все исчезло, не стало ни прошлого, ни будущего. Только эти восхитительные минуты, эти движения. Внезапно она застонала и упала мне на грудь, а затем откинулась в сторону, продолжая поглаживать мою грудь.
– Почему ты выбрала меня? В городе полно других солдат.
Она легонько чмокнула меня в щеку и хихикнула.
– А тут, кроме вас, больше нет парней из СС. Только вы и ваши офицеры. По-моему достаточно для небольшого романа…
Майским утром 1945 года, ровно через четыре года после того, как я посвятил себя Гитлеру, наш гауптштурмфюрер решил, что мы задержимся в этом доме еще на какое-то время, чтобы отдохнуть и набраться сил. Радио продолжало рассказывать о героическом сопротивлении германских войск, но не говорило ничего конкретного, что помогло бы нам решить, что делать дальше. Еще не совсем оправившись от нашего перехода в Ерихов, мы все же решили на закате ложиться спать, чтобы на следующее утро пойти дальше. Однако вскоре нас разбудил осторожный стук в дверь. На пороге стояла Ута.
