Глаза жжет, горло как будто изодрано в клочья. Я даже больше не могу кричать.
Барахтаться, вертеться. Сжать кулаки и стучать. На стенках какие-то шероховатости. Дырки, сотни дырочек. Чтобы я могла дышать? Нет-нет, я не в гробу. Это что-то другое.
Люси! Люси, помогите мне! Умоляю вас! Манон! Меня зовут Манон Муане, я жива!
Меня, наверное, даже не будут искать. Интересно, кто-нибудь хотя бы заявил о моем исчезновении?
Какой-то свист. А теперь свет, голубое свечение, похоже, оно идет снизу. Что происходит? Что это за штука у меня над головой, на листе стали? Какая-то смазка? И… ногти? Кончики ногтей, впившиеся в железо? Приварившиеся к железу? Обугленные… Видно, кто-то уже был здесь заперт. Что-то у меня все путается… Я чувствую, что… скоро уйду… Голубое становится желтым. Пожар! Подо мной огонь!
Снова темнота.
Жарко. До смерти.
Я живу, жива. Меня зовут Манон Муане, я специалист по прикладной математике, и я жива!
41
Никогда еще бригадам брестской полиции не приходилось так мучиться, чтобы воспроизвести сцену преступления. Сперва преодолеть штормовое море, потом доставить материал – галогеновые светильники с аккумуляторами, аппараты для снятия отпечатков, наборы для взятия проб, пистолеты для пломбирования, и все это – сидя в лодках и размахивая веслами в узких скалистых галереях на протяжении сотен метров, имея в качестве единственного ориентира сигнал мобильника, который Тюрен оставил включенным около трупа.
Немногим ранее, на пирсе порта Перро-Гирек, Люси, переодевшись, отдала Тюрену трусики Манон. Этот мерзавец чиркнул зажигалкой и под ненавидящим взглядом коллеги сжег их. И мерзкая улыбка, полная злобы и садизма, исказила его черты.
Такова была цена его молчания. Люси только что заключила договор с дьяволом.
Она пошла на это с единственной целью – спасти Манон. Спасти Манон. Спасти Манон.
Олуши окончательно покинули остров. Теперь возле обугленных скальпов остались комиссар Менез, новый персонаж, с бугристым лицом и длинными усами, и молодой полицейский. Пока они добирались туда, Тюрен долго объяснял ситуацию бретонскому офицеру, с которым прежде уже встречался. Рядом судмедэксперт осматривал повешенное тело. Каждый офицер, попадавший на место преступления, кривился при виде этого развороченного и выпотрошенного человека, ставшего белым как мел.
– Говорите, Профессор? – скептически спросил Менез, обернувшись к Тюрену.
Он без особого отвращения обнюхал труп и поморщился:
– Нет-нет, не думаю, что в данном случае речь идет о творчестве Профессора.
Тюрен выпучил глаза.
– Что? – спросил он, почти перейдя на крик. – А что же, по-вашему, мы здесь делаем, черт возьми? – Красный от злобы парижанин махнул рукой. – Вашу мать, да вы посмотрите вокруг! Мы находимся в пещере, где каждый квадратный сантиметр покрыт математическими формулами! Скальпы, снятые с шести жертв, находятся здесь, позади вас! Что же это такое, по-вашему, если не его территория? А как насчет Муане? Могу сообщить вам, что труп уже окоченел! Кто его так жестоко убил, если не Профессор? Кто начинил ему брюхо кальмарами? Здешний кондитер?
Менез сохранял обезоруживающее спокойствие.
– Как вы объясните эту частичную депигментацию? – только и спросил он.
– Его депигментацию?
– Да, его депигментацию. Вот эти белые пятна на его коже.
– И глаза… – добавила Люси. – Когда я здесь оказалась, один из них еще был на месте… А радужная оболочка была почти прозрачной… Как у альбиноса.
– Вот черт, я совсем отключился! – воскликнул Тюрен. – Вы хотите сказать, что…
Менез кивнул:
– Вижу, вы вспомнили. Этот характерный запах от кожи. Убийца натер ее разными химическими веществами, которые, видимо, плеснул и в глаза. Эти вещества – готов дать руку на отсечение – представляют собой мудреную смесь…
– Фенола и фтористо-водородной кислоты, – перебил его Тюрен. – Такие штуки забыть невозможно…
Менез снова кивнул и обратился к Люси:
– Фенол обладает особенностью депигментировать кожные покровы. В сильно разбавленном виде его используют для пилинга, процедуры омоложения кожи. Но в данном случае его употребили в гораздо более сильной концентрации и совсем в иных целях. В гнусных целях.
Он указал на одно из белых пятен на уровне шеи:
– Вместе с фтористо-водородной кислотой фенол сначала проникает в кожу, не повреждая ее поверхность, а затем разрушает ее глубокие слои, вызывая невыносимые ожоги. Весьма продуктивная пытка, как если бы вас изнутри шлифовали наждачной бумагой. Мы с лейтенантом Тюреном несколько лет назад уже встречались с этим методом. Я работал над убийствами в Нанте, до того как… дело Охотника передали другому коллеге. Тюрен преследовал Профессора, а я – Охотника. Он пришел поговорить со мной, чтобы убедиться, что Профессор и Охотник – это разные люди. С чем мы полностью согласились.
– Точно… – сквозь зубы процедил Тюрен. – Тот, кто охотится за рыжеволосыми…
Бретонский комиссар заметил удивление в глазах Люси.
– Ну да, Охотник, дорогой лейтенант. Эти химические ожоги входят в программу развлечений, которые он навязывает некоторым своим жертвам. Признаюсь, я, так же как и вы, был введен в заблуждение, но этот повешенный не прошел через руки вашего Профессора…
– Но тогда…
Люси с Тюреном разочарованно переглянулись. Они искали Профессора, а нашли Охотника.
Люси задержалась взглядом на обугленных уравнениях. Математика, вечно эта математика… Если бы только Манон могла быть здесь!
– Когда появится математик? – спросила она, повернувшись в Менезу.
– Уже скоро, со следующим транспортом.
– Комиссар, объясните мне, как все-таки работает Охотник. Опишите подробно его образ действия, привычки, жертвы…
Менез подошел к скальпам, стараясь не помешать работе специалистов, занятых сбором образцов в герметические пакетики – это волосы, пепел, ворсинки.
– Жертвами всегда становятся молодые незамужние женщины, рыжеволосые, хорошенькие, живущие в окрестностях Нанта. Через несколько дней после похищения их обнаруживают на Атлантическом побережье, между Сен-Назером и Ла-Рошель. Все они изнасилованы post mortem, тела в ожогах. По данным судмедэкспертов, в дело идет все: открытый огонь, раскуренные сигареты, кипящие жидкости, электричество, едкие вещества… Каждый раз он выбирает мучения, которые позволят ему продлить… как бы это сказать…
– Свое наслаждение…
– Да, свое наслаждение. Он старается, чтобы они подольше оставались в живых и он мог истязать их день за днем. Иногда создавалось впечатление, что некоторые жертвы пытались покончить с собой… Вскрывали себе вены на запястьях при помощи подручных средств… собственных ногтей…
