Он взглядом поискал поддержки товарищей, но те отводили глаза. Тогда он нерешительно приблизился:
– Послушайте, мадам… Мы видели полицейских у вас в квартире, мы знаем, что вашу дверь взломали… Но это не я…
– Мне все равно, ты или кто-то другой. Я просто хочу с тобой поговорить.
Молодой человек вслед за Люси вошел в квартиру. Вид играющих в комнате девочек успокоил его. Только бы не оставаться наедине с этой сумасшедшей…
Кухня. Люси закрыла дверь в гостиную.
– Вы не можете оставить ее открытой?
– Садись…
Энтони повиновался. Ладони у него вспотели. Люси устроилась на стуле напротив него.
– Я знаю, что один из вас выкрал содержимое моего шкафа. И что вы все в курсе.
Опустив глаза, Энтони повторил:
– Это не я…
– Хорошо, допустим, но что это меняет?
Ее дрожащий голос затих, и наступило нескончаемое молчание. Наконец молодая женщина снова заговорила:
– Я… Я не хочу, чтобы болтали глупости… Поэтому я расскажу тебе правду, а ты передашь остальным. Я могу на тебя рассчитывать?
Энтони кивнул и торопливо вытер вспотевший лоб.
Снова молчание… Люси трудно было начать свой рассказ. Снова, спустя столько лет, бередить рану… Позволить прикоснуться к своему прошлому, не ставя преград, ничего не скрывая…
– В этом шкафу хранились два снимка УЗИ. Ты их видел… Или я ошибаюсь?
– Э-э-э… Я видел тот, где ваши близнецы… Но…
– Это не мои дочки… Этот снимок достался мне от матери.
От удивления Энтони отпрянул:
– От вашей матери? Вы хотите сказать…
– Один из этих близнецов – я… Срок – три месяца, и я была десять сантиметров в длину… А на втором снимке мне пять месяцев. Я подросла. Ты, наверное, сумел разглядеть ручки, пальчики… темное пятно – голова, позвонки…
– Да-да, но… это не я, клянусь вам… И потом, я вообще ничего в этом не понимаю. Можно подумать, там третий ребенок, на втором снимке… Ребенок, которого…
– Которого я, скажем, разрезала на куски и положила в банку, да?
– Нет, не так… Но на том снимке только один младенец! А где ваш…
Энтони не договорил, внезапно осознав очевидное…
Люси посмотрела ему прямо в глаза:
– Да, Энтони, между третьим и пятым месяцем беременности мой близнец исчез. Я в буквальном смысле попросту… вобрала его в себя. Я поглотила свою сестру…
Не в силах продолжать, она обхватила голову руками. Она снова представила себе больничную палату, повязку на голове, лица врачей, отвратительные звуки, цвета, запахи… Сила памяти… Как же порой везет Манон, что у нее есть возможность выбора.
Она сделала над собой усилие и пробормотала:
– В небольшом сосуде в зеленоватой жидкости… плавают… прядь волос, два ногтя и… три зуба… Я положила их в формалин. Все это нашли у меня в черепе, внутри уплотнения, которое медики называют внутричерепной дермоидной кистой.
Энтони все больше становилось не по себе. Неуверенным движением он сунул руку в карман джинсов.
– Э-э-э… Я с трудом понимаю, о чем вы говорите… Хотите носовой платок?
– Нет. Послушай, Энтони… Когда… когда я узнала правду, я провела все возможные и невозможные исследования… Бóльшая часть дермоидных кист формируется очень рано, на эмбриональной стадии… Что происходит: эктодерма, зародышевый наружный листок, из которого впоследствии образуются различные элементы, например кожа, волосы, зубы, попадает внутрь других тканей… Но это не мешает эктодерме развиваться… и влечет за собой скопление материала, который невозможно вывести… Он-то и составляет эту пресловутую дермоидную кисту… Как правило, она образуется в матке… Но в моем случае… она выросла под черепной коробкой… Боли появились в подростковом возрасте. В момент операции мне было шестнадцать.
– Ужас, что вы рассказываете! Ногти, зубы… там, в голове?
Люси отвела взгляд:
– Хуже всего то, что мой случай не полностью соответствует традиционному определению дермоидной кисты… Органическая ткань, извлеченная из моего черепа, принадлежала не мне… Правда заключается в том, что какая-то часть моей сестры-близнеца продолжала расти, развиваться во мне после того, как я ее поглотила…
– Это невозможно!
– Возможно… Много лет назад я провела анализ ДНК этой кисты… Зубы, ногти, волосы… – Она вздохнула. – Это была не моя ДНК… Я – то, что наука называет Химерой, Энтони. Химерой… Я виновна в смерти собственной сестры.
Студент уже не знал, как реагировать. Что за омерзительная история. И все же он сказал:
– Знаете, когда я увидел эту банку, я подумал, что… Не знаю… Что вы занимаетесь какими-то странными вещами, черной магией, например, или вуду. Что вы убили собственного ребенка и сохранили его останки… Что-то вроде той трагедии с замороженными младенцами. Но выходит… вы ведь даже еще не родились! Это не ваша вина! Это просто несчастный случай!
Люси грустно улыбнулась, поднялась со своего места и сказала:
– В любом случае ты или остальные должны вернуть мне то, что мне принадлежит… Мне пора перерезать пуповину. Отделиться от моей сестры-близнеца. Навсегда…
Энтони тоже встал и неуклюже попятился в сторону кухни, не спуская глаз с Люси. Потом, немного помявшись в нерешительности, он выскочил, сгорбившись, чтобы сделаться совсем незаметным.
Спустя десять минут Люси подобрала у своей двери закрытую коробку.
В вестибюле никого не было.
Люси заперлась в ванной и поставила коробку на край раковины. Испытывая невыносимую боль, она вынула снимки УЗИ и банку, то, что с ранней юности стало кошмаром ее ночей и превратило ее в одинокое и непонятое существо.
Она могла так много дать другим, многим поделиться. В ней было столько любви. А она никогда не решалась. Из-за этого.
Со слезами на глазах Люси повернула кран, в последний раз застыла в нерешительности, а потом вылила в раковину содержимое банки, которое, скользнув по эмалированной поверхности, исчезло навсегда.
Химера умерла.
Наконец-то перед Люси открывалось будущее…
Эпилог
Манон, не выказав особого волнения, вернулась в свою квартиру.
Все свелось к простой череде точных движений, продиктованных процедурной памятью. Вставить ключ в замок, повернуть, войти и положить ключ на место, в чашечку рядом с телефоном. В конечном счете этот день ничем не отличался от других, кроме разве что утраты органайзера. По словам хорошенькой молодой женщины с белокурыми кудряшками, он сломался.
Сейчас бедняжка перечитывала инструкции, записанные на одном из листков, которые не выпускала из рук с момента возвращения домой.
