Почти все еврейское население Йорка, а это около пятисот мужчин и женщин, вместе с детьми бежали в замок, прихватив с собой имущество. Толпу на тот момент уже невозможно было сдерживать. На евреев открыли охоту, всем, кого удавалось найти на улицах, предлагали принять баптизм или умереть. Начальнику тюрьмы замка срочно понадобилось по каким-то причинам его покинуть. Когда он вернулся, евреи, напуганные и «не понимающие, кому можно доверять», отказались его впустить. Начальник тюрьмы вынужден был вызвать шерифа Йоркшира Джона Маршала. Вместе они принялись подбивать толпу атаковать башню, где скрывались евреи со своими семьями, а каноник-премонстрант, одетый в белое, раззадорил их настолько, что гнев людей достиг невероятной силы. К городским жителям присоединились рыцари графства, вызванные шерифом, а также все молодые мужчины из города и окрестностей.
К сожалению, шериф слишком поздно понял, что толпу уже не обуздать, и стал пытаться взять ситуацию под контроль. Не обращая внимания ни на чьи приказы, толпа ворвалась в башню. Единственным оружием евреев стали камни разрушенных стен, которые они и стали бросать в нападавших. Удачное попадание пробило шлем первого ворвавшегося, и он был убит. Исход осады казался очевидным, однако евреям удалось продержаться несколько дней, впрочем, у них не было иллюзий относительно своей судьбы.
Когда христиане привезли катапульты, будто готовясь к настоящему бою, евреи поняли, что близится их конец. В ночь на 16 марта, в полном отчаянии, они уничтожили все ценное, что могли, перерезали горло своим женам и детям, затем подожгли башню и покончили с собой. Те же, кто не смог решиться на такое, пробрались в замок, решив отдаться на милость толпы. Они обещали принять баптизм, если будут помилованы. Христиане дали слово, что с ними ничего не случится, но на следующий день, 17 марта устроили жестокую резню. Когда кровавое дело было окончено, толпа горожан прошествовала к церкви и разожгла в центре ее костер, спалив все векселя, регистрирующие их долги евреям. Это служит доказательством, что религиозная неприязнь была лишь прикрытием нежелания возвращать деньги, взятые в долг у ростовщиков.
Будущие крестоносцы, принимавшие участие в мятеже, тихо исчезли, а горожане, немного остыв, стали размышлять о том, какое наказание их ждет за содеянное, понимая, что оно неминуемо.
Последний акт этой кровавой драмы разыгрался на следующий день, в Вербное воскресенье, в Бери-Сент-Эдмундсе, где толпа расправилась с пятьюдесятью евреями.
26 марта канцлеру, находившемуся с королем в Нормандии, было отправлено сообщение о происходящем в Йорке. Когда Ричард узнал, что его приказы, обеспечивающие спокойствие и безопасность евреев, были нарушены, да еще таким вопиющим способом, его гнев перешел все допустимые границы. Как пишет Уильям Ньюбургский, король был взбешен по двум причинам – народ пошел против его воли почти сразу, как он покинул королевство, казна лишится существенных доходов, получаемых от евреев. Ричард отдал приказ Гийому Лоншану вернуться в Англию и наказать тех, кто нанес королю возмутительное оскорбление.
В начале поста в Нормандию прибыл брат Лоншана Осберт, ответственный за доставку средств из казначейства королю. Вероятно, именно он сопровождал брата в Англию. Едва ступив на землю, канцлер собрал внушительных размеров войско, во главе которого поставил также своего брата Генри Лоншана, шерифа Херефордшира, и отправился в Йорк вершить возмездие. На месте он первым делом лишил должности кастеляна замка Йорк и шерифа Йоркшира Джона Маршала за недостаточное рвение в подавлении мятежа. На должность шерифа Йоркшира был поставлен Осберт Лоншан.
В связи с тем, что архиепископ Болдуин отбыл с королем в Крестовый поход, а вступление в должность Джеффри, будущего архиепископа Йорка, то и дело откладывалось, церковь Англии осталась без главы, если не считать епископа Лондона, викария Болдуина. Король Ричард просил папу наделить Гийома Лоншана полномочиями легата, однако решение было вынесено Римом только к 5 июня. Яркий штрих к характеристике личности Лоншана добавляет его требование к встрече в Йорке. Несмотря на срочность дела и строгий приказ короля, он повелел, чтобы духовенство организовало торжественную процессию, непременно звонили колокола кафедрального собора, а ему выразили почести, которых достойны самые высокие фигуры церкви и государства. На это духовенство Йорка ответило, что Гийом Лоншан являлся епископом Илийским, юстициарием и более никем, потому его титул не заслуживает оказания высших почестей.
Лоншан, объявивший себя «удостоенным положения легата», которое к тому времени еще не получил, отстранил от обязанностей всех служителей церкви в Йорке, отменил службы, а колокола велел снять и спустить на землю. Отменить свое решение он был готов только тогда, когда виновные предстанут пред ним и будут просить прощения.
Из Йорка епископ Илийский, вероятно, отправился в Линкольн, чтобы покарать и там зачинщиков беспорядков. Согласно записям канцелярского реестра, сумма 15 шиллингов была потрачена на 60 пар железных кандалов, заказанных канцлером, ту же цифру указывает и Ричард из Девайса, находившийся в тот момент в Линкольне.
После отъезда из города Лоншан двинулся на юг и встретил коллегу юстициария Гуго де Пюйсе, которому король Ричард отдал под опеку земли севернее реки Гумбер и велел вернуться в Англию. Прибыв в Лондон, Гуго выяснил, что бароны Королевского совета запретили ему присутствовать на заседаниях, что было сделано, вероятно, по распоряжению Лоншана. Разъяренный епископ двинулся навстречу Гийому, пути их пересеклись в Блайте, в Ноттингемпшире. Гуго передал Лоншану приказ короля и выразил желание скорее приступить к исполнению государственных обязанностей, поскольку всем решениям в Англии надлежит быть принятыми только с его согласия.
Коварный Лоншан сбил Гуго с толку громкими словами о готовности подчиниться воле короля. По хроникам Ричарда из Девайса, он просил Пюйсе встретиться с ним через неделю в Тикхилле, находящемся всего в пяти милях от Блайта. Встреча состоялась, и Гийом Лоншан представил указ короля, датированный более поздним числом, чем вступление в должность епископа Гуго, в котором подтверждались его личные высочайшие полномочия и право принимать государственные решения. Роджер из Хоудена пишет, что Лоншан привез Пюйсе в Саутуэлл и бросил в тюрьму, что подтверждает и Гиральд Камбрийский. Существует, однако, и третья версия, по которой Лоншан захватил Гуго в плен и с ним прибыл в Лондон.
Невозможно не заметить, что между первой встречей Пюйсе с Лоншаном и яростной выходкой последнего прошло немало времени. Промедление не было свойственно взрывному и высокомерному Лоншану, что дает основания полагать, что неожиданное согласие Лоншана повиноваться приказу короля, высказанное при встрече с епископом, за которым последовал вероломный захват в плен, нужно было хитрому Лоншану лишь для того, чтобы выиграть время и получить от короля бумагу с более поздней датой, чем та, в которой говорилось об их с Пюйсе совместном регентстве. По отзывам современников, такое поведение вполне свойственно Лоншану, кроме того, как хранителю королевской печати, ему было несложно изготовить документ по всем правилам.
В Тикхилле, Саутуэлле или Лондоне, но Лоншан все же был агрессивен с епископом и позволил себе взять его под стражу. «Я арестовал тебя не как епископ епископа, – заявил он, – а как лорд-канцлер кастеляна». Лоншан вынудил Гуго отказаться от замка Виндзор и прилегающего к нему леса, право на опеку над которым ему было выдано королем; отобрал Ньюкасл-апон-Тайн и передал его Осберту Лоншану; в графство Нортамберленд назначил шерифом Уильяма де Стутевилла и, наконец, конфисковал поместье Садбердж, купленное епископом Гуго в сентябре предыдущего года за шесть тысяч марок. Ричард из Девайса отмечал, что Лоншан оставил епископа Гуго с одним мечом, которым король Ричард опоясал его, сделав графом Нортамберлендским.
