Вероятно, тем временем Губерт Уолтер успел донести до короля свои мысли по поводу того, что честность его подданных вызывает сомнения и они должны быть допрошены в связи с открывшимися обстоятельствами. Ричард поспешил ответить, что уже принял меры и начал расследование, причем не из алчности, а из желания знать, «кто искренне помог Нам, когда было необходимо, и в какой мере». Король также заверил своего юстициария, что стало, скорее всего, новостью для Уолтера, что «с Божьей помощью денег у Нас достаточно, потому Мы не стремимся получить их недостойными Нас способами».
Громче всех выражали недовольство обременительными налогами жители Лондона. Пока они не выплатили ничего из таллажа в 1500 марок за 1194 год, предназначенного, как было сказано, «в дар королю с надеждой на дальнейшее расположение, сохранение привилегий, а также в качестве помощи для выплаты выкупа», и 20 фунтов щитового сбора за 1195 год. В 1196 году Лондону предстояло перечислить в казну 20 фунтов за освобождение от воинской повинности и 500 марок «в дар королю».
Требуемые королем суммы в форме налога были тяжелы для народа еще и по причине нескольких неурожайных лет в Англии и Нормандии. В 1193 году начался голод, а последующие годы лишь усугубили положение. К 1196 году большая часть бедного населения голодала, болезни уничтожали людей с такой скоростью, что в некоторых частях Англии жители хоронили ставших их жертвами в ямах.
Даже некоторые детали в свитках тяжб разъездных судей, которые редко отмечали в них подобные вещи, говорят о том, что в 1198 году люди во множестве умирали от голода и болезней. В Челмсфордской сотне «Роберт Фицранульф умер от голода на полях в Бадоу», в сотне Данмау, «в деревне Кенуэлл Уильям Хич умер на улице от холода». Эти примеры отражены в свитках, поскольку смерть была признана насильственной, и каждой сотне пришлось выплатить штраф за убийство 20 шиллингов. Сколько еще штрафов было выплачено в случае подобных смертей, нам остается только догадываться, однако эти факты дают понять, что деньги взимались в том числе за смерти по естественным причинам, таким как голод и холод.
Ричард Фицнайджел, епископ Лондона, имя которого уже встречалось на страницах этой книги, дает такое определение убийству: «смерть от руки неизвестного убийцы по причинам, оставшимся тайной». В следующем отрывке автор пишет о возникновении штрафа на убийство: «В период сразу после Нормандского завоевания, наследием которого стала ненависть англичан к нормандцам, участились случаи убийств последних в лесах и безлюдных местах, совершенные тайно и без свидетелей. Теперь же, когда король и его чиновники наложили на народ жесточайшие штрафы за подобные преступления, не принесшие, однако, желаемого результата, было принято решение взыскивать штраф с той сотни, где был найден мертвый нормандец, убийца которого не был пойман или скрылся от правосудия бегством… По этой причине штраф на убийство взыскивается обязательно, исключением являются лишь случаи, когда точно установлено, что убиенный не был свободным человеком».
На практике же штраф взыскивался в случае любой смерти, в том числе несчастного случая, когда невозможно было найти человека, виновного в этом, а английское подданство скончавшегося было невозможно доказать. Каждый случай смерти объявлялся судьями убийством:
«Судьи постановили, что Джон, сын Левена и Элис, дочери Сиварда, был утоплен в запруде у мельницы Эсуэлла, доказательство, что он является англичанином, не было представлено.
Присяжный сообщил, что некая женщина была найдена мертвой в поле близ Эрдела, кто она – неизвестно, и в убийстве никто не подозревается.
Тело неизвестного мужчины найдено на поле неподалеку от Клахалла, и никому не было известно, кто его убил».
Если же удавалось доказать, что погибший был англичанином, сотня освобождалась от выплаты штрафа, что видно из нижеследующего: «В Стентоне утонула девочка десяти лет, было представлено доказательство, что она англичанка».
Сэр Фрэнсис Палгрев в своих комментариях по поводу наложения штрафа в случае смерти от обморожения или голода пишет: «Поскольку сотня облагалась штрафом, даже если некто из числа ее скончался по причине нехватки необходимых для продолжения жизни вещей, разве из этого не должен следовать вывод, что жители обязаны были предоставить им это необходимое – еду и прочее; а также, как следствие, что правовая защищенность гарантировалась беднякам законом?»
Умозаключения Палгрева подтверждает факт, что в случае с Уильямом Хичем сержант сотни арестовал «четверых, возможно, причастных к смерти, и привел еще четверых, кого не посчитал нужным арестовать». Как мы видим, штраф налагался на сотню скорее с целью наказать жителей за нежелание способствовать поимке убийц нормандцев. К концу XII века выплаты штрафа назначались все чаще в случае, если смерть нельзя было объяснить естественными причинами, когда у ложа умирающего присутствовал священник, выступивший свидетелем, или когда убийца известен и есть люди, готовые указать на него, даже в случае побега обвиняемого, а также если было доказано, что жертва является англичанином. Сложно проследить, как сотня действовала в случае возложения на нее ответственности за преступление, однако обвинения и штрафы все же предъявлялись жителям, даже когда происходил несчастный случай, например, находили утопленника, что может показаться странным, но если человек умирал от голода или холода и это представлялось очевидным, тогда правомерность штрафа ни у кого не вызывала сомнений. Разумеется, подобные меры нельзя назвать заботой о правах бедных, однако они выделяют одну из основных характерных особенностей жизни Англии того времени: ответственности большинства десятины или сотни за одного члена. Если человек совершал преступление и бежал, штрафом облагалась десятина; если некто из сотни умирал от голода, платила сотня, и поводом была не просто смерть, людей наказывали за то, что они позволили ближнему умереть от нужды.
В те годы голода и страданий возмущенные жители Лондона выступили с протестами, заявив, что богачи взвалили все заботы на их плечи, обложив непомерными налогами, не желая при этом отдавать часть своих доходов. Они нашли сторонника, готового стать их лидером, в лице Уильяма Фицосберта, известного под именем Длинная Борода. Роджер Хоуденский единственный из всех летописцев того времени проявляет некоторую симпатию к этому человеку, называя «страстным поборником справедливости и правосудия».
Уильям обвинял старшего брата Ричарда, принадлежащего к правящей клике, угнетающей бедных, в государственной измене. Один случай он описывал довольно подробно, говоря, что: «Слышал в большом каменном доме Ричарда, как он с приятелями обсуждал назначенные им выплаты в счет выкупа короля. Ричард тогда сказал, что за сорок марок, которые канцлер получил от него в Тауэре, он лучше бы купил цепи, чтобы повесить и короля, и канцлера… А Джордан Тэннер сказал: «Оставался бы наш лорд король всегда там, где сейчас находится». Был там и Роберт Брэнд, который сказал: «Что бы ни было, у Лондона всегда будет один король – мэр города».
Согласно записям Уильяма Ньюбургского, Длинная Борода собрал около 52 000 бедняков, готовых бороться с богатыми, с основной целью – добиться сокращения слишком высоких налогов, а затем отправился на континент к Ричарду, чтобы представить требования. Король отправил Уильяма обратно к главному юстициарию, который пришел в ярость от его наглости и прямоты и запретил жителям покидать Лондон, обещав, что каждый, кто будет схвачен за городскими стенами, будет считаться «врагом государства и короля». Это было не просто заявление, в середине поста несколько лондонских торговцев были арестованы на Стэмфордской ярмарке по приказу верховного юстициария. Поскольку Уильям Длинная Борода продолжал подбивать лондонцев на борьбу с жестокостью богатых, Губерт Уолтер велел нескольким уважаемым жителям города схватить его и привести к нему. Уильям оказал сопротивление пытавшимся его арестовать и в результате убил человека по имени Жоффрей. После этого Уильям с друзьями укрылся в церкви Сент-Мери-ле-Боу и забаррикадировал двери.
