Таково было отношение к новой системе немецких реформаторов, и очень любопытен среди них голос священника, вопиющего в пустыне, который пытался при помощи Библии доказать, что Земля вертится. И кто бы мог подумать, что это случилось не где-нибудь, а в Испании! Дидак Стуника, или Диего де Суньига
[316] опубликовал в 1584 году в Саламанке комментарий на Книгу Иова, в котором рассматривал фрагмент «[Он] сдвигает землю с места ее, и столбы ее дрожат». Он утверждал, что намного легче понять этот отрывок в свете мнения пифагорейцев, которое «в наш век высказывает Коперник». Единственный аргумент, который он приводит в пользу Коперника, заключается в том, что его учение лучше объясняет явление прецессии и то, почему Солнце сейчас на 40 000 стадиев ближе к нам, чем полагали в прошлые времена. Отрывки из Библии, где говорится о движущемся Солнце, на самом деле относятся к движению Земли, которое «фигурой речи приписывают Солнцу даже сам Коперник и те, кто разделяет его учение».
Сторонники буквального толкования не принимали объяснения Суньиги; по сути, тот самый отрывок, который он прокомментировал, всегда приводили как свидетельство того, что Земля имеет отведенное ей особое место, и за все свои труды этот благонамеренный автор получил в награду лишь то, что его сочинение в следующем веке поместили в индекс запрещенных книг. Бессмысленно было бы подробно излагать все доводы против движения Земли, основанные на Священном Писании, которые были в ходу в XVI и XVII веках; они мало чем отличались от тех, к которым прибегали Отцы Церкви за тысячу лет до того в защиту вавилонской системы мироздания. Однако до сих пор церковь еще воздерживалась от принятия каких-либо мер для подавления новой доктрины, видимо, потому, что считала ее лишь академическим предметом для пустопорожних дискуссий, а не темой, которую серьезно стал бы рассматривать какой-либо здравомыслящий человек, поэтому церковь пока еще не испытывала страха перед распространением этой пагубной идеи из-за якобы непреодолимых с точки зрения физики возражений против какого бы то ни было движения Земли. На некоторые из этих возражений в те дни было довольно трудно ответить, а вот другие опирались на совершенно бездоказательные допущения
[317]. Такой часто повторяемый аргумент, что, если бы суточное движение Земли увлекало воздух за собой, это вызывало бы ужасные ураганы, мог показаться ничтожным такому человеку, как Тихо Браге
[318]; и все же он сохранял популярность в то время и был даже обстоятельно изложен Джорджем Бьюкененом, известным шотландским ученым и государственным деятелем, в его латинской поэме «О сфере»
[319].
Но была и еще одна трудность, на которую даже самые решительные приверженцы Коперника не могли дать удовлетворительного ответа. Если Земля вращается, говорили им, стрела, выпущенная из лука вертикально вверх, не сможет упасть прямо вниз и должна упасть на расстоянии многих миль. Ведь если ответить, что воздух тоже движется и уносит стрелу с собой, на это можно возразить, что, даже если предположить, что воздух перемещается (и что его, кстати, перемещает?), он должен двигаться гораздо медленнее, чем Земля, будучи совершенно другим по составу и свойствам, так что стрела все равно отставала бы от Земли, и по этой же причине человек, находящийся в очень высокой башне, всегда ощущал бы сильный ветер. И опять-таки, если человек уронит камень с вершины башни, этот камень никогда не сможет упасть на Землю в месте, расположенном перпендикулярно ниже того, из которого он был сброшен. Ведь если воздух движется вместе с Землей, он не может увлекать с собой тяжелый камень с той же скоростью; и даже если камень двигался бы по кругу от природы, как Земля, он не мог бы лететь так же быстро, как Земля, ведь она находится в своем природном месте, в то время как камень пытается достичь своего природного места в результате падения, как признавал сам Коперник.
На это последнее возражение приверженцы Коперника до Галилея обычно не могли дать верного ответа, поскольку обе стороны были одинаково невежественны в отношении законов движения и обе прибегали к одинаково туманным рассуждениям о том, какое поведение естественно или неестественно для тела, – рассуждениям, которые позволял себе Аристотель почти за две тысячи лет до того. Тихо Браге утверждал, что этот довод о падении камня неопровержим, и весьма любопытно, что даже он, научивший астрономов выводить законы движения планет из наблюдений, и не подумал произвести простой эксперимент, бросив камень сверху мачты быстро движущегося корабля. Он мог бы сделать это десятки раз, путешествуя взад-вперед между своим островом и берегами Зунда; тем не менее он смело утверждает, что пуля, пущенная вертикально вверх с палубы движущегося корабля, не упадет снова на то же место, как полагают некоторые, но чем быстрее корабль движется, тем больше будет расстояние
[320]. Хотя Браге любил рассуждать о связи между небесными и земными (то есть химическими) исследованиями, ему не приходило в голову проверить истинность своего утверждения экспериментом.
Поэтому не следует удивляться, что, за исключением немногих уже упомянутых нами людей, в первые полвека после 1543 года никто не признавал учение Коперника истинным, хотя все пользовались «Прусскими таблицами». Некоторые авторы даже прибегали к довольно сильным выражениям по его поводу. Так, Мавролико в небольшой книге De sphaera, «О сфере», говорит, что Коперника, который заставил Землю вращаться, лучше стерпеть и он больше заслуживает кнута, чем опровержения. Но, может быть, он имел в виду только то, что, если Коперник заставил Землю вертеться, как детский волчок, ему следует дать кнут, чтобы его игрушка продолжала вертеться
[321]. Каспар Пейцер, профессор Виттенбергского университета и зять Меланхтона (который, возможно, и внушил ему предубеждение против новой системы), говорит в книге об астрономических гипотезах, «приспособленных к наблюдениям Н. Коперника и составленным им таблицам», что он не уделяет внимания гипотезе Коперника, дабы не обидеть и не встревожить ею начинающих; а в другом месте – что нелепости Коперника, столь далекие от истины, просто оскорбительны. Даже Николас Мюллер, профессор Гронингенского университета, который в 1617 году редактировал третье издание работы Коперника, в двух предыдущих публикациях заявлял, что пока еще он ни разу не встречал какой-либо уважительной причины для отказа от прежней системы, которую к тому же поддерживает Писание, и что он, возможно, охотнее последовал бы за Коперником, если бы тот оставил Землю в середине мира и только придал ей суточное движение. Странно, что Мюллер и многие другие были готовы признать вращение Земли, но чувствовали себя обязанными отвергнуть ее орбитальное движение; ведь предполагаемые физические опровержения в равной степени применимы и к первому, и ко второму. Возможно, причиной такого различного отношения было именно то, что старую систему поддерживало Священное Писание. Причина, которую приводят сторонники Коперника для отказа от суточного вращения звезд: что звездной сфере приходилось бы нестись с невообразимо огромной скоростью, все же не очень убедительна. Надо помнить, что в те дни размеры Вселенной представлялись довольно скромными. Предполагаемое расстояние до Солнца, а следовательно, и расстояния между планетами, по тогдашним понятиям, были в двадцать раз меньше, чем на самом деле; и даже самый точный наблюдатель века – Тихо Браге едва ли смог бы обнаружить годовой параллакс в одну минуту у звезды, даже если бы он существовал, то есть даже скорость неподвижной звезды не казалась бы столь огромной. В учебнике англичанина Томаса Лидиата под названием Praelectio astronomica, «Лекция по астрономии», сделано очень разумное замечание, что если Коперник и его сторонники никогда не видели движений быстрее полета птицы, то скорость летящей стрелы или пушечного ядра показалась бы им в равной степени невероятной. Это замечание едва ли не единственное оригинальное во всей книге, совершенно средневековой во всех отношениях, даже в вере в существование воды над твердью, которая якобы движется вместе с ней, потому что вода никогда не бывает в состоянии покоя, если только не находится в вогнутом сосуде
[322].
