Нам претит пролитие крови в подобной ситуации. И мы не можем оправдать странную «моду» того времени – гасить пламя ревности потоками крови. Но тогда действовала иная «норма», иной правопорядок – отступник терял право на существование и лишался жизни. Люди исчислялись народом, а не отдельными личностями. Если ты отступил от народа, то тебя просто вычеркивают из списков, стирают имя – был, а теперь нет. Жил, а теперь не живет. И гнев здесь даже ни при чем – просто человек сам ушел из того места, где была жизнь. Человек жил, пока был в числе народа.
Задачей Творца было вернуть свой народ. Но мы, читая, поначалу даже и не думаем о поставленной задаче. Потому и кажется нам такой способ излияния гнева излишне жестоким. Мы судим о рассказе эмоционально. Мы не видим, что в таком гневе был творческий момент. А для человека Ветхого Завета это было явно и явлено.
Таким образом, можно сказать, что существуют два способа изливать свой гнев на ситуацию: первый – когда ситуация в результате еще больше уходит из-под контроля. Тогда из-под контроля уходит и личность человека. Появляется чувство бессилия, а гнев только усиливается. Такой гнев можно назвать эмоциональным гневом.
И второй – когда гнев скорее знак неправомерности ситуации, он указывает на ложность такого хода вещей. Если указание и знак замечены народом (а гнева Божия трудно не заметить), то ситуация меняется. Здесь гнев – энергетическая сила, он не эмоционален.
Итак, гнев может слепо разрушать, но может стать и обновляющей силой, энергией, создающей новую расстановку сил.
Древние аскеты говорили, что гнев есть напряженное состояние духа, избыток сил. Они даже ввели особое слово, чтобы обозначить источник таких сил, – «тимос», thymos.
Тимо́с, по определению аскетики, есть эмоциональная, сердечная сила (и что особо важно – это способность, данная человеку от Бога), которая должна употребляться «на добро». Тимос должен быть помощником и союзником ума на пути человека к Богу.
Должен… а если нет? Если эта сила перестала быть союзником? Тогда гнев становится гневом уже в нашем житейском понимании – разрушением.
Древний Платон говорил, что разум управляет парой жеребцов, которых очень трудно сдержать, – эросом и тимосом. Вот две силы, две энергии, которые могут родить творческий акт, но могут и обратиться в страсть.
Что эрос рождает, например, блестящую любовную лирику – это мы знаем. Но что и тимос может стать творческой силой, а не причиной погрома – это нам еще предстоит открыть.
* * *
Тщеславие и гордость
Как печаль образует пару с унынием и уныние может быть трагическим завершением легкой печали, так и тщеславие чревато гордыней, что тоже кончается плохо.
Тщеславие – здесь само слово говорит за себя: тщетная, суетная слава – растрата жизни вхолостую.
Ребенок мечтает о славе. Быть знаменитым – кем угодно, но знаменитым! Вот здесь и кроется ловушка. Нельзя быть «кем угодно знаменитым». Ребенок мечтает, но он и представить себе не может, сколько усилий и труда вкладывает любая знаменитость в свой талант, который был обнаружен, как золотая жила в пустой породе, и это золото ежедневным трудом отмывалось и переплавлялось в слиток.
Тщеславие не думает о труде, однако оно находится в непрестанной погоне, и кажется, что в такой погоне есть смысл. Но коли это страсть, то цель пустая. Греческое слово, которое наши предки перевели как «тщеславие», также состоит из двух слов: «кено» и «докси́я». Первая часть – «кено» – означает нечто пустое, бесплодное, «доксия» – слава. То есть это не просто погоня за славой, но погоня заведомо бесплодная. Не творческая это погоня. Творчество дает плоды. Тщеславие – бесплодно.
Если говорить о гордыне, то тут стоит различать гордыню и гордость. Гордость может быть и позитивным чувством, если это не страсть. Разве плохо, если человек гордится красотой и добротой своего любимого? Или славным прошлым своих предков? Разве нам совсем нечем гордиться в своей жизни?
Нередко на исповеди приходится слышать: «Ой, батюшка, гордость заела!» Но когда я начинаю разбирать с этим человеком его чувства и поступки, то выясняется, что до гордости, как ни странно, ему еще далеко. «А что, Господь не дал тебе талантов?» – спрашиваю я. Конечно, дал, и мы начинаем вместе с человеком эти таланты называть. И приходим к выводу: отрекаться от данных Богом талантов нельзя – еще больший грех получится. Что действительно нужно – искать способ свои таланты реализовать. «Позитивная гордость» возможна в некоторых очень конкретных случаях как проявление благодарности. Но, повторюсь, это не страсть. Страсть в современном русском языке лучше назвать гордыней.
И гордыня – она не в отрицании и отмежевании от своих талантов, но в том, что эти таланты человек приписывает себе. Гордыня к источнику слепа. «Центр тяжести» человек переносит на себя.
Гордыня считается самой опасной страстью. Почему?
У Данте в «Божественной комедии» есть замечательная сцена: перед тем как начать спуск в ад, Виргилий и Данте видят толпу людей, которые бегут по кругу. Перед ними несется знамя, как будто само по себе, и вся толпа со стонами влечется за ним. Это преддверие ада, даже в ад эти люди не попали – ад их не принимает.
«И я, взглянув, увидел некое знамя, двигавшееся по кругу…»
[20] Знамя, бегущее по кругу, которое никто не несет! Такое знамя и есть «кено» – бесплодная погоня за пустым фантомом. Какие плоды у бегущих по кругу? Только поднятая пыль, которую вынуждены глотать бегущие вслед.
«Несчастные, никогда не бывшие живыми. Нет у них никаких надежд на смерть»
[21].
Не случайно символ бесконечности – змея, кусающая себя за хвост. Вот так и у бегущих по кругу все оказывается невозможностью – ни себя догнать, ни цель определить. По кругу погнало тщеславие, а поймала человека – гордыня. Гордыня ослепляет, заставляет талант, тебе данный (и с тебя будет спрошено, как ты им распорядился, не забудь!), считать своим собственным «добром». Потому и благодарности нет. А потому нет и выхода. В этом кружении нет времени, нет начала и конца – только бег по кругу.
Страсти как праэлементы
Страсти можно сравнить с праэлементами мира, о которых говорили древние философы. Таких элементов они насчитывали пять: вода, земля, огонь, воздух и эфир. Если такое сравнение применить к страстям, то сразу же напрашивается параллель гнева и огня. Действительно, огонь бывает разным: он может согреть, а может и спалить дотла, сжечь все. Так и гнев – может стать двигателем творческих сил, источником энергии, а может и разрушить – не только ситуацию, но и самого человека, спалить его изнутри.
А вот три телесные страсти хорошо «ложатся» на образ воды. Их действие остановить так же трудно, как остановить движение потока воды. Однажды погрузившись в поток, нелегко вынырнуть. При этом вода организму необходима: человек должен есть, должен любить телесно, должен иметь какие-то вещи. Непорядок и страсть наступают тогда, когда нет свободы и нет гармонии, когда поток вод бурлит, и мы не можем напиться, и жажда все преследует нас.
