Печаль и уныние – это земля. Но земля здесь различна, какой бывает и настоящая земля: в случае печали – это песок, в случае уныния – глина.
Тщеславие – воздух. Действительно, иногда кажется, что, когда эта страсть с нами, мы готовы взлететь, как воздушный шарик. Однако есть опасность лопнуть.
А гордости остается странный элемент – эфир.
Древние физики (Аристотель, например) предполагали, что среди пяти элементов два легкие – это воздух и огонь, для них характерно движение вверх. Два элемента тяжелые – земля и вода, они тянут вниз. А пятый элемент – эфир – и вовсе не из этого мира, и для него характерно движение по кругу.
Нарисуем схему страстей, как изображались на древних картинах праэлементы. Гнев-огонь – посередине. Слева от него располагаются водные элементы: чревоугодие, блуд и сребролюбие. А справа – печаль, уныние, тщеславие и гордость. Получаем такую картинку, где гнев-огонь симметрично разделяет другие страсти.
Нужная получилась картина, она показывает направление суетного движения человека. Телесные страсти – как вода, трудно их привести к гармонии, нет конца желанию «напиться». Печаль и уныние пригибают к земле. Тщеславие заставляет летать в облаках, то есть вдали от себя самого. А гордость-эфир приводит к бесплодному бегу по кругу, из которого нет выхода: «…образовали хаос, вечно кружащийся в тусклом воздухе, лишенном времени»
[22]. Отсутствие времени – это особая ловушка в лабиринте. Это уже не просто тупик в пространстве, но страсть, которая высасывает энергию из человека.
* * *
Аскетика, борьба со страстями – это и есть поиск себя. Путь к себе лежит через понимание, что в тебе есть много хорошего и много лишнего. Путь к себе, а через себя к свободе – это путь очищения от лишнего. Помните, я приводил пример собаки, у которой в пасти мячик, а ей хочется еще один? Это и есть аскетика – когда понимаешь, что у тебя уже есть мячик и второй тебе не нужен.
Только при первом приближении аскетика кажется самоограничением. Но если посмотреть ближе и внимательнее, оказывается, что аскетика – это открытие себя. А главное аскетическое упражнение – это удерживать радость.
Часть 3. Через призму свободы
Глава 7. Свобода и политика, или Равна ли революция свободе?
Рай и демократия
Прежде чем мы выйдем на последний участок пути, возможно, самый сложный – восхождение к себе, давайте немного пройдем по относительно ровным местам. Я понимаю, что человек живет каждый день, и многие умозрительные вещи не очень просматриваются в его каждодневной жизни. Возьмем несколько тем нашей обычной жизни и посмотрим на них через призму свободы. Иногда можно увидеть очень интересную картинку.
Вот, к примеру, такая, казалось бы, очевидная вещь, как свобода и политика, свобода и государство
[23].
Общество, как и отдельный человек, стремится к свободе. Наверное, что-то ему в этом отношении удалось – например, на сегодняшний день официально рабство отменено во всех странах мира (хотя неофициально рабовладение кое-где существует и сейчас).
По мнению западного человека, ближе всего к свободе политическое устройство, называемое демократия. По крайней мере, демократия предполагает, что мир сложный. У Мамардашвили есть очень хорошие слова, что демократия – это мускул, который дает умение жить и ориентироваться в сложном мире.
Да, мир сложен. И я не буду утверждать, что политика может привести к настоящей свободе. Но, на мой взгляд, государственное устройство все же может свободе способствовать. Например, тем, что соблюдение закона равно справедливости. А как ни крути, справедливость ближе к свободе, чем беззаконие.
* * *
XX век с точки зрения свободы и политики очень непростой. Именно в XX веке появились массы и идеология, что привело к двум страшным войнам и возникновению тоталитарных систем. Мамардашвили идеологию назвал клеем, который склеивает сознание людей.
Возможно, появление идеологии было связано с тем, что возникли технологии, с помощью которых можно было легко манипулировать сознанием большинства, – кинематограф, газеты, радио. А позднее – телевидение, интернет. Например, люди поколения моего отца были уверены, что раз что-то написано в газете, то это абсолютная, непререкаемая правда. Я помню одну полуанекдотическую и одновременно печальную историю, когда мне в конце 70-х годов дали почитать «Доктора Живаго» Пастернака, и эту книгу у меня обнаружил отец. Сейчас трудно себе представить, что означало для коммуниста 70-х годов увидеть эту книгу на столе собственного сына. Отец пришел в жуткое состояние! Он кричал, но шепотом: «Сережа, откуда ты это взял? Ведь это антисоветчина!»
Я ему говорил: «Батя, послушай, откуда ты знаешь, что это антисоветчина? Ты это читал?» – «Нет, конечно, и читать не буду! Достаточно того, что в газетах было публичное осуждение Пастернака за его неправильные идеологические взгляды в этом романе. Давай эту книгу выкинем сейчас в форточку?»
А мы жили на девятом этаже, и я себе представил, как какому-то прохожему на голову с девятого этажа падает роман Пастернака – вот нежданный подарок! А мне же нужно книгу друзьям возвращать, и я еле убедил тогда отца, что завтра книгу отдам и он ее больше никогда не увидит. Видите, как партийной кампании в газете хватило, чтобы здравомыслящий человек решил выбросить книгу с девятого этажа! А если делать промывку мозгов регулярно и при этом верить этому промывочному аппарату?
В книге Джорджа Оруэлла «1984» описываются способы образования масс. Один из них – наличие врага. В «1984» есть некий таинственный враг, о котором у общества очень мало информации, но та, которая есть, воспитывает в людях страшную ненависть к врагу (например, люди должны собираться в определенном помещении, и им прокручивают ленту, показывая, как враг жестоко обращается с детьми и женщинами). Ненависть – один из вариантов «клея».
В тоталитарном обществе есть понятие «чуждый элемент», который необходимо исключить. Писатель товарищ Пастернак – это чуждый советскому обществу элемент, поэтому мы исключаем его из своей жизни. Демократия же, наоборот, работает на включение в свою жизнь того, что тебе чуждо, включение и принятие тех элементов, которые могут быть неприятны, – и в этой позиции гораздо меньше места для ненависти, эта позиция гораздо ближе к любви.
