Но, с другой стороны, человеку указан и путь возвращения к свободе. Только проходит этот путь не через образование и не через европейское воспитание. Оказывается, этот вид знания не пересаживается из головы в голову. Оказывается, человеку предстоит долгий путь открытия себя. И, только пройдя этот путь, он получает шанс на второе рождение в свободе.
* * *
Тот отрывок из письма Чехова к Суворину, который я привел, предваряет признание писателя, что сам он шел к свободе долго. «Кроме изобилия материала и таланта, нужно еще кое-что, не менее важное. Нужна возмужалость – это раз; во-вторых, необходимо чувство личной свободы, а это чувство стало разгораться во мне только недавно. Раньше его у меня не было».
Чехов говорит, что если писатели-дворяне могут обладать чувством личной свободы по рождению, то писателю-разночинцу – каковым был и он сам (хотя и родился в купеческой семье) – нужно проделать трудный путь от рабства к свободе, «выдавливать из себя по каплям кровь раба».
Но возможно ли это, если рабство дано человеку по природе? Как Адам пытается скрыться от вопроса о своем месте, так и разночинец скрывается, прежде всего, от необходимости дать ответ о своем предназначении. Разночинец был обязан зарабатывать на жизнь своим трудом, а в то время это означало зачастую одно – просить. Просить, «целовать поповские руки», ходить без калош (то есть пачкать салоны), лицемерить Богу и людям только из сознания своего ничтожества. Вот самое важное, что лежит в замесе рабской крови, – осознание своего ничтожества. Какой уж тут ответ о своем предназначении…
* * *
А где же тогда «образ Божий»? Вот что на самом деле ищет в себе человек, и его предстоит и нам найти, если мы хотим обрести свободу.
Молодой человек, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь, а настоящая человеческая. Да, в этом указан если не весь путь человека, то, по крайней мере, его начало. Надо проснуться и задать себе вопрос: а что это значит – «настоящая человеческая кровь»? Как отличить ее от рабской подделки?
Я не берусь научить кого бы то ни было, как быть свободным, я рассказываю, как можно организовать себя и пространство вокруг себя, чтобы вспыхнуло некое пламя, в котором бы сгорела рабская природа человека. И проснулась новая и невиданная.
Часть 2. Найти себя
Глава 3. Что такое быть собой
Повесть о настоящем человеке
Итак, перед нами вопрос: как найти в себе «настоящую кровь» и как отличить ее от рабской подделки?
В советское время была популярна книга «Повесть о настоящем человеке» автора Бориса Полевого. Герой повести, летчик Алексей Мересьев, был сбит фашистами в воздушном бою. При падении самолета он чудом остался жив, но его ноги были покалечены. Он оказался один в зимнем лесу без всякого пропитания, со ступнями ног, кости которых были раздроблены. Шансов выжить в такой ситуации практически не было. Но летчик встал и пошел, преодолевая дикую боль и голод. Так несколько дней брел он по заснеженному лесу, по заметенной зимней дороге. Потом уже не было сил идти, и тогда он пополз. В конце концов он добрался-таки до землянок, где скрывались от немцев жители соседней деревеньки. Те подобрали раненого летчика, и вскоре деду Михайлу, у которого «было доброе лицо Николы-угодника немудреного сельского письма», удалось переправить Мересьева на большую землю. Но все же ноги летчику пришлось ампутировать. И вот Мересьев, потеряв обе ноги, уже на протезах, преодолев не только боль, но и сопротивление медицинской комиссии, возвращается в летный полк и продолжает сражаться с заклятым врагом – с фашистами.
Человек преодолел боль, преодолел свою усталость и голод, преодолел физическую потерю ног и вернулся к «норме» жизни, а потому и получил звание «настоящего человека». На этом примере в советское время воспитывали всех нас: ты должен победить себя! Хочешь ты или не хочешь – но вставай и делай! Не можешь? Тогда стисни зубы и ползи вперед, перешагнув через «не могу». Это была боевая романтика, перенесенная в повседневную жизнь. Мы – народ – верили такой романтике и совершали подвиги, трудовые и боевые, ибо всякое случалось в той советской жизни. Нашими героями, кроме летчика Мересьева, были Павка Корчагин из повести «Как закалялась сталь» и «советский писатель» Джек Лондон с его любовью к жизни. Покоя было мало, покой нам только снился. Мы жили не столько реальностью, сколько лозунгами, один из которых был: стисни зубы, и пусть они крошатся, но ты преодолей себя и ползи!
Во всей этой ситуации была вещь, о противоречивости которой поначалу мы не задумывались и заметили эту странность намного позднее. А именно для моего круга «начинающих христиан» со временем стал важным не изначальный вопрос «как победить себя?», а другой: если такой нешуточный бой идет внутри человека и если внутри нас самих один человек побеждает другого, то как отличить, кто из них «настоящий»?
Я не могу сказать, что ситуация преодоления своей пассивной стороны была плохой школой жизни: преодолевать расслабленность, нерешительность или нежелание действовать, не соглашаться на депрессивную жизнь «овоща» – это действительно было хорошо. Но что было вовсе не так хорошо – так это то, что общая атмосфера настраивала на постоянное избиение какого-то внутреннего врага (впрочем, и внешнего тоже. Мы дрались во сне и наяву). Мир был поделен на своих и врагов. Мы редко осознавали, что врага, который сидит внутри тебя, скорее надо пожалеть, чем избивать в кровь и до потери сознания. Почему надо относиться к нему по-другому – об этом чуть ниже. Но вопрос о правомерности такого избиения встал для меня одновременно с вопросом о вере. Повернуться к вере – в этом тоже было преодоление инерции, ведь надо было преодолеть сложившееся общее мнение, что верующим в советском государстве быть просто неприлично. Только малоумки могли клюнуть на выдумки попов – таково было стандартное мнение. Лозунг отношения к верующим провозгласил еще Остап Бендер: «Вы не в церкви, здесь вас не обманут».
Но преодоление советских стандартов в конце концов произошло, и пришло понимание, что лозунги лишь только подменяют жизнь, а жизнь надо осуществлять. Настоящая жизнь еще не сводится к преодолению физической боли и физического голода. «Настоящий человек» – летчик Маресьев – еще не есть настоящий в том смысле, что главная задача его жизни, как это выразил он сам, была «бить врагов». Не враги должны определять жизнь человека. Человека определяет что-то более глубокое, возможно, его призвание, – такими были мои размышления. Постепенно я утвердился во мнении, что человек должен становиться человеком и без своих врагов. Более того, если душа человека находится в постоянном бою, то ему далеко еще до того «настоящего», о котором говорил Чехов. Настоящая кровь должна течь в жилах, а не только проливаться в бою.
* * *
Так вошли мы в область христианской веры. «Мы» – я имею в виду тех, кто пришел к вере и в Церковь в самом начале 70-х годов. В то время сменился наш взгляд на жизнь, и в задаче того времени – «преодолеть себя» – акцент сместился со слова «преодолеть» на слово «себя». Само понятие «себя» приобрело многогранность и стало сложным, значительно более сложным, чем это представлялось прямолинейному комсомолу 60-х годов. И главным стал вопрос: а кто же ты есть сам?
