Разгоряченный бурным интересом к своей персоне, Ветер заливался не умолкая, многословно отвечая на любой, самый незначительный вопрос. Он так разошелся и так переполнился чувством собственного превосходства, что в какой-то момент потерял чувство реальности. Ник сидел молча, постепенно наполняясь злостью и раздражением, как глотающий воду морской еж, и тут прозвучал вопрос:
– Макс, скажите, как, по вашему мнению, закончится поединок?
Ветер даже запрыгал на стуле и кокетливо промяукал:
– Поединок? А с кем тут соревноваться? С этим, что ли? – и он жеманно махнул рукой в сторону Ника.
– А что вы скажете? – неожиданно обратился к Нику какой-то бритый парень с самого края первого ряда и протянул к нему палку для селфи с телефоном, включенным на запись.
– Я? – Ник услышал свой голос в микрофоне, – а я не очень разговорчив. Пизди́ть – не мешки ворочать, как говорили у нас в школе, – на этих словах зал резко гоготнул и замолк. – Я вот лучше, – с этими словами он повернулся и снял со стойки гитару. Перед началом пресс-конференции он решил, что споет куплет из старой песни про гладиатора. Но сейчас слова поп-звездули настолько зацепили его, что он откашлялся и сказал:
– Вы уж простите, я человек прямой. Спою вам народное. Я, правда, пока сидел, не удержался и дописал куплетик!
Ник взял пару аккордов в качестве вступления и громко запел:
Кудри вьются, кудри вьются,
Кудри вьются у блядей.
Почему они не вьются
У порядочных людей?
Потому что у блядей
Деньги есть для бигудей,
А у порядочных людей
Все уходит на блядей.
Мне не жаль, что эта блядь
Мне не сможет подпевать.
Где блядисты, где артисты,
Очень просто распознать.
Зал загудел, захохотал так, как будто все из строгого тассовского помещения внезапно перенеслись в полупьяный подвальный бар. Ник тщательно и очень зло выпевал незамысловатые слова, внимательно и с презрением глядя на Макса. Тот нервно наматывал свои длинные волосы на указательный палец, делая вид, что происходящее его никак не касается.
Три коротких куплета быстро закончились, журналисты начали довольно аплодировать, кто-то даже свистнул. Ведущий растерянно пытался успокоить присутствующих, как вдруг Ветер испустил страшный вопль. Гордость артиста, огромная кудрявая челка, осталась у него в руках, а золотистая вьющаяся прическа начала клочьями бесформенной пакли падать с головы. Лицо его покрылось жуткими пятнами, глаза бешено вращались, изо рта пошла пена. Он упал на стул и протяжно заскулил, дергая руками и ногами, как марионетка из театра Карабаса. Вокруг певца забегали какие-то люди, ведущий, забыв про микрофон, крикнул, что пресс-конференция окончена.
И только Виктор Петрович Мамин, тихо и незаметно сидевший в дальнем углу, продолжал молча изучать этот трагикомический паноптикум. Ник встал, забрал гитару и незамеченным вышел из зала. Уже через пятнадцать минут на Life.ru появился репортаж, моментально разошедшийся по интернету. В нем подробно рассказывалось, что у популярного артиста Макса Ветра прямо на пресс-конференции, посвященной финальной игре шоу «Корифей», случился приступ неизвестной науке лихорадки. В результате этого ужасного события он полностью утратил свои есенинские кудри и временно потерял голос.
Глава 8
…Эх, Зевс, что же ты натворил! Я же предупреждал, чтобы ты не связывался с ним. Мом – самый подлый, самый мелкий и мстительный шут, которого мне довелось встретить. Ты что, забыл его мерзкие шутки и подколы? Он же страшно завидовал всем вам – и тебе, и Посейдону, и Гермесу с Аполлоном, и даже Афине с Афродитой. Ему всегда хотелось быть похожими на вас, настоящих обитателей Олимпа, сильных и красивых. А у него даже лица своего нет – то ли маска какая-то, то ли вообще невесть что…Чего вы добились, всесильные и могущественные? Вы дружно гнобили его, гоняли за вином, издевались. И чем это все кончилось, Зевс? Твоя грозная молния вместе с трезубцем Посейдона валяется в придорожных кустах. Меч Ареса и щит Афины, сломанные и ржавые, лежат на дне Эридана. Даже лук и стрелы Эроса сгорели в разоренной и разрушенной кузнице Гефеста!
Я хожу по пустому пепелищу и вижу, что тут больше никого нет. Олимп пуст, лишь ветер гоняет пыль и золу, оставшуюся после вас. Жаль, что ваша глупость и самоуверенность позволили никчемному маленькому спесивцу так легко расправиться с великими богами. И теперь я буду приходить сюда, словно в некрополь, вспоминая всех вас, когда-то могучих и всесильных, в ожидании чуда…
Единственное, что утешает меня, так это то, что Мом не сумел добраться до темного царства Аида. Надеюсь, ему это не удастся – ведь убить и так уже мертвое невозможно!
– О величайший из великих! Вы снова радуете меня своим появлением, как всегда неожиданно!
– Приветствую вас, Виктор! Мы действительно довольно давно не виделись.
– Повелитель, из ваших уст я впервые слышу слово «давно»! Вам ли, бессмертному, смотреть на стрелки часов? Тысяча лет туда, тысяча сюда – какая разница? Это нам, примитивным созданиям, приходится быть крайне аккуратными и внимательными с этим коварным феноменом – временем, – Мамин, удивленный необычно любезным началом разговора, учтиво поклонился и улыбнулся, тщательно скрывая иронию.
– Виктор, с тех пор, как в вашей жизни появился я, вам грех жаловаться на судьбу, – с этими словами собеседник горделиво выпрямился, – Мом всегда выполняет свои обещания, поэтому вы по-прежнему существуете! И будете со мной до той поры, пока мне не надоест. Кажется, прошло уже лет семьсот?
– Я служу вам, мой господин, уже больше восьмисот лет. С момента падения Константинополя в 1204 году.
– Точно? – Мом задумчиво крутил длинными пальцами поля черной шляпы. – Да-да, я все вспомнил. Вас убили при штурме города. Потом ваши соплеменники назвали эту бессмысленную забавную резню каким-то красивым словечком. Славное время было, Виктор, не правда ли?
– Да, господин, было весело. С вашего позволения, это был Четвертый Крестовый поход. Великий Князь Бонифаций Монферратский вошел в Священный город 13 апреля 1204 года.
– А вы, оказывается, историк, Виктор! Зачем знать и помнить все, что происходило с этими мелкими и неблагодарными тварями?
– Возможно, это ностальгия, повелитель. Я ведь тоже когда-то был человеком. И воином.
– Вот именно, Виктор, были! Я больше не хочу работать с людьми – у меня нет к ним никакого доверия. Мое терпение лопнуло! Я не раз поручал вашим бывшим соплеменникам важные задачи. И что? Хоть кто-то их выполнил? Помните этого самоуверенного болвана из Монголии? Я приказал ему завоевать весь мир, и что? Он взял и умер, причем на самом интересном месте!
– Великий Мом, но ведь человек смертен! Это для вас время не имеет никакого значения, а этот, как вы выразились, болван был великим полководцем Чингисханом. Да, он умер, конечно, но дожил почти до семидесяти лет, а это для того времени было очень неплохим результатом.
