– Избавь нас, Христа ради, от своих лекций, – буркнул Антон. – Ты вроде бы на дело идешь, вот и иди!
Этот мрачный красавец держался чуть позади Вероники, ни на секунду не упуская ее из виду, лишь изредка зыркая настороженным глазом по окрестностям. Да и остальные мужчины, не сговариваясь, окружили ее с разных сторон, так что шла сказочница, обладавшая на свою беду малой толикой квейтанской крови, посреди треугольника бдительных стражей.
Сама она, впрочем, страха не испытывала, свято веруя в немереные силы Овечкина и того же капитана Хиббита. Давно прошли времена, когда последний казался ей недоучкой, а про первого и говорить нечего. И куда больше Вероника волновалась за них, за своих мужчин, все еще чувствуя себя виноватой в их общих злоключениях. Подумать только, и здесь, в Тариане чуть ли не весь сыр-бор разгорелся из-за нее, из-за той самой квейтанской крови, пропади она пропадом!..
– Ах, масьёр, – с подозрительным благодушием ответил Кароль Антону, – когда все закончится, я, наверное, вызову вас на дуэль. Потешусь напоследок – перед тем как уйти в монастырь…
Он остановился перед первой же хижиной и негромко постучал в перекошенную, облезлую дверь, которая держалась не на петлях, а была попросту прислонена к дыре, заменявшей вход.
Внутри кто-то недовольно заворчал.
– Ох-грррх… Тилина, ты, што ль? Воротилась, паскуда? Дверь не сдвинуть, так надухарилась? Ох-гррр…
Послышались шаркающие шаги. Затем дверь рухнула наружу – визитеры едва успели отскочить, – и из дыры высунулась опухшая синеватая физиономия, увенчанная неровными клоками белесых волос.
– Хто? – растерянно спросила она при виде четверых незнакомцев, вылупливая голубые белки. – Чё надо?
– Ничё, – сказал капитан Хиббит. – Цинарта надо. Покажи, где живет, на бухло дам.
Физиономия слегка оживилась.
Ни по чертам ее, ни по голосу ее обладателя невозможно было определить, кто с ними говорит, мужчина или женщина. И когда сей примечательный житель Бродяжьей пустоши высунулся из дыры по пояс, Вероника так и осталась в недоумении. Округлости под рваной фуфайкой вроде как женские, во всем же прочем – мужик мужиком…
– Сперва дай, потом покажу, – жадно сказало это непонятное существо.
– Милый, – задушевно произнес капитан Хиббит, вмиг развеяв сомнения Вероники, – здесь командую парадом я. Сперва Цинарт, остальное после.
Видимо, он знал, как надо разговаривать с этими людьми. Опухший абориген почесал в затылке и нехотя сказал:
– Да нечего показывать. Обойдешь Кривую горку, сразу и увидишь его нору.
– Проводи, – потребовал Кароль.
– Не… не пойду.
Абориген приуныл.
– И бухла не надо, – скорбно добавил он. – Вроде там заварушка была под утро… облава, што ли, не знаю. А только Цинарт орал так, будто его резали, на весь околоток слыхать было. Я уж думаю, не пропала ли моя баба заодно… как пошла с вечера за птичкой, так и нету ее…
– Сходи да проверь, – сказал Кароль. – Давай, давай, шевелись.
Для убедительности он вытянул из кармана ассигнацию, показал ее краешек опухшему, и тот сдался.
– Щас, накину чего-нибудь…
Он скрылся в дыре и через полминуты выбрался из нее целиком, закутанный в какую-то невообразимую шаль, давно утратившую форму, цвет и все прочее, что только можно было утратить. Вероника с трудом сдержала улыбку – в этом наряде бомж-тарианец чрезвычайно походил на оплывшую под лучами весеннего солнца снежную бабу.
– Пошли…
Он попытался было пропустить капитана вперед, но Кароль только повелительно махнул рукой, и бомж неохотно поплелся первым.
– А как там засада, – бормотал он на ходу, – и меня заметут, и вас, господа хорошие… Полиция, она враз разберется… вам-то, может, и ничего, а меня, коль решат, что я тоже птичками балуюсь, упекут на всю катушку…
– А нечего и баловаться, – наставительно сказал Кароль. – Или твоя Тилина в одиночку употребляет?
– Ну да, – закивал оборванец. – Я эту гадость в жизни не нюхал. Чтоб в небесах летать, мне и честной бражки хватает!
– Ага, – многозначительно сказал Кароль. – Все-таки «птицы» – это наркотики.
– Они, зараза. А вы не знали? Не за ними, што ль, приперлись в такую даль?
– Не твое дело. Веди давай.
Они обогнули сомнительный холм, прозванный местными обитателями Кривой горкой, и бомж остановился.
– Вы как хотите, а я дальше ни-ни. Пропади она пропадом, эта Тилина. Вон Цинартова нора, дойдете сами.
Он показал на лачугу из неровных булыжников, одиноко прилепившуюся к склону холма. И задумчиво добавил:
– Тихо, однако. И полицейских не видать. Должно, внутри затаились…
Он уже повернулся, чтобы уйти, когда капитан Хиббит все-таки достал из кармана обещанную ассигнацию.
– Держи, пьянчуга.
Оборванец снова вылупил белки, не веря своим глазам. Потом выхватил деньги и припустил обратно куда живее, чем плелся сюда.
А четверо путников, тут же позабыв о своем провожатом, медленным шагом двинулись к дому Цинарта, настороженно в него всматриваясь.
Булыжниковая лачуга была слишком мала, чтобы внутри мог затаиться большой отряд полицейских. Человек пять, ну шесть от силы… это, конечно, тоже немало – для бомжей с пустоши, подумала Вероника. Для магов же – сущая ерунда. Но что-то ей плохо верилось в полицию, так кстати – или наоборот, некстати, – устроившую облаву на местных наркоманов именно в эту ночь…
Спутники Вероники явно думали о том же.
– Черт, мы тут как на ладони, – проворчал капитан Хиббит. – Может, вернетесь в поселок, ребята? Я сам туда загляну.
– Нет, – сказал Михаил Анатольевич. – Мне легче защищать всех вместе, не раздваиваясь.
– Ладно…
Медленно они приблизились к дому, остановились у входа. Дверь здесь была самодельная, сколоченная из мелких дощечек, но подвешена по всем правилам. Кароль постучал и прислушался.
Никто не ответил. Внутри лачуги царила мертвая тишина. Капитан постучал еще раз, подождал немного и решительно толкнул дверь.
Та со скрипом отворилась.
В доме было темно, как в самой настоящей норе. Из черного разверстого проема сразу же потянуло затхлостью, плесенью и еще чем-то незнакомым – слабой приторной вонью, не более приятной, чем запах плесени.
Капитан Хиббит зажег в ладони магический огонек и, стоя на пороге, неторопливо осветил им, как лучом фонарика, всю маленькую, заставленную ломаной мебелью с помойки комнатенку.
Где-то в недрах ее неожиданно послышался слабый скрип.
– Нет, – донеслось вслед за скрипом. – Больше не надо… я же все сказал…
