– Я ей не нужен.
Смех стих, сменившись пристальным озадаченным взглядом.
– Тебя это удивляет? Теперь, спустя шесть лет? А что ей оставалось делать все эти годы? Изнывать от любви?
Антон насупился.
– Я ее не гнал – сама ушла.
Отец кивнул.
– После того, как ты дал понять ее место в твоей жизни.
Понимание взорвалось в голове раздражением, смешанным с обидой.
– Ты знал?!!
– Да тут и знать нечего, – суровый тон несколько охладил его пыл. – Достаточно было взглянуть на ее побелевшее лицо, чтобы понять, что девушка слышала наш с тобой разговор. И ты бы заметил, если бы не смотрел лишь на себя самого.
Как пощечина, жесткая и… заслуженная. Только не готов он признаваться в том, что был не прав. Сам не верит в это… пока.
– Ты ее защищаешь?
– Она в защите не нуждается. А вот твое поведение меня беспокоит. Что ты задумал?
– Хочу ее вернуть.
Не отцу признался – себе. Озвучил, наконец, то, что скопилось за годы. Боль, жажда, стремление найти в глазах этой женщины то, что так безрассудно утратил. Почему – не знал, но отступать не собирался.
Михаил Константинович нахмурился.
– Антон, опомнись. Она ведь не вещь, которая тебе внезапно понадобилась. Да и не одна давно.
– Откуда ты знаешь?!
Неопределенный взмах головой.
– Встретил как-то на улице. Разговорились.
Неважно. Она его любила. Значит, это чувство можно воскресить.
– Антон, нет. Зачем она тебе?
Потом выяснит. Когда получит то, что становится все более вожделенным с каждой минутой.
– Как же Кристина? Ты ведь утверждал, что она самая подходящая жена для тебя.
– С Кристиной я разберусь.
– Не могу поверить… – в глазах отца отразилась такая боль, что мужчине на мгновенье стало жутко. – В голове не укладывается, что все это слышу от тебя. Это я вырастил такого монстра? Мы ведь говорим о живых людях, Антон! В этом мире далеко не все подчиняется твоей воле.
– Не все… – он задумчиво кивнул, внезапно осознавая, что остановился на краю. Его жизнь никогда уже не будет такой, как прежде. Но и назад не пойдет. Только в эту неизвестность, кажущуюся такой притягательной. – Остальное подчинится моим деньгам…
А теперь – прочь. От пронзительного укоряющего взгляда. От ужаса в глазах самого родного человека, пока он не заставил передумать. Как можно дальше…
* * *
Застывший за рабочим столом мужчина не помнил о времени. Давно наступила ночь, но он не собирался спать, на протяжении уже множества часов погруженный в собственные мысли. В который раз тронул рукой изображение на снимке, по-прежнему яркое, сохранившее в своих красках светлые и горькие воспоминания о слишком рано ушедшей любви.
– Что я сделал не так, родная? Где допустил ошибку?
Он впервые так отчетливо ощущал свой возраст. Даже больше: чувствовал себя почти стариком. Сердце ныло, спирая дыхание, звенело от страха из-за того, что предстояло сделать. Один неверный шаг – и он лишится всего, что еще осталось ценного в его жизни. Не денег – эта сторона не волновала. Отдал бы все до копейки, лишь бы исправить то, что упустил где-то в суете дней, погруженный в дела, в работу. Но то, что было необходимо сейчас, не продавалось. Стоило намного дороже. Жизнь на кону. Счастье. Доверие. Любовь. Или пустота, если его расчет окажется неточным.
– Помоги мне… – женщине, которая наверняка слышит, хоть и находится бесконечно далеко. И в темноту ночного неба, в распростертый над головой звездный шатер, мудрый и вечный.
Закрыл глаза, взвешивая в очередной раз, ощущая себя словно на минном поле, где малейшее движение не туда может привести к смерти. Но не рискнуть не мог: если есть хоть малейший шанс, он им воспользуется.
Не смущаясь предрассветных часов, набрал номер, к которому не обращался долгие годы: у него было право звонить в любое время. И ответ прозвучал быстро, будто его звонка ждали, подтверждая правоту сделанного шага.
– У меня есть для тебя дело…
Глава 5
Ей бы следовало злиться на него. Хотя бы возмутиться беспросветной наглостью и такой самоуверенностью, которую в любом другом человеке она не смогла бы не обличить. Но Антон…слишком напоминал избалованного мальчишку. Не плохого – как раз напротив: чудного, немного наивного и бесконечно любимого, несмотря на все его ошибки. Нет, в ее сердце не осталось чувств к этому взрослому мальчику. Не должно было остаться. Но и сердиться на его нелепые выходки не находилось сил.
Почему он снова вернулся в ее жизнь? Теперь, когда все уже перегорело? Она почти отвыкла от боли, стершейся за столько лет. Перестала обижаться. Кормить обиду – неблагодарное занятие: легче от этого не становится, а душа пустеет. Все это время Антон оставался для нее красивой сказкой, так и не превратившейся в реальность, наполнившей жизнь легким оттенком грусти. Частенько вспоминались слова мамы о том, что любовь не заслуживается. Ее нельзя купить, невозможно украсть, она или приходит сама в жизнь как фантастический дар, либо ее просто нет вообще. Женя нередко пыталась спорить, рассуждая о том, как важно трудиться для созидания этой самой любви, но в мудро-снисходительной материнской улыбке всегда таился ответ на ее вопросы. В фейерверке праздников, в суете будней любовь могла существовать лишь добровольно, не взамен чего бы то ни было, а ради… Улыбки. Понимания. Щедрой радости, насыщающей жизнь другого человека.
Девушка пыталась так жить, и не ее виной стало то, что Антон не захотел этого подарка. Но и судить его у нее не было права. Когда улеглась тоска и высохли слезы от неизбежного расставания, это удалось понять. Принять. И даже идти вперед, подводя итоги и пожиная плоды совершенных поступков.
Жалела ли она о том, что случилось? Ей лишь однажды задали этот вопрос вслух, но, глядя в строгие, пресыщенные горечью глаза, Женя ответила в первую очередь самой себе: нет.
Он был … ураганом, ворвавшимся в ее размеренную, распланированную жизнь, разодравшим на мелкие кусочки уравновешенную повседневность. Огнем, опалившим на короткое время, но научившим ярко гореть. Не для себя. Глубоким безбрежным морем, чьи воды могли быть прозрачными, как роса, и мутными, подобно потокам дождя на растрескавшемся асфальте.
Все пришедшее в жизнь потом не шло ни в какое сравнение с уже совершившимся. Вроде бы правильный и внимательный Михаил посетил ее дни и ночи, но не тронул сердца, не сумел проникнуть туда, где ему изначально не было места. Хотя он и не слишком стремился к этому. Женя стала для него убежищем от одиночества, другом, готовым выслушать, в чем-то даже дорогой женщиной… Но они были так похожи друг на другой горькой отрешенностью и какой-то почти равнодушной монотонностью, что женщина с трудом представляла их вместе в течение долгого времени. А о слове «навсегда» даже упомянуть не могла. Миша, похоже, разделял такие мысли, иначе чем иным можно было объяснить полнейшее отсутствие любых попыток с его стороны сдвинуться в сторону совместной жизни? Они были вместе, и при этом – каждый сам по себе, и обоих это устраивало. До недавнего времени, когда руки быстрее сердца вспомнили сладость запретных прикосновений…
