– Тревожно? – Никос непонимающе помотал головой.
Джорджия услышала резкие нотки в его тоне, и ее сердце заколотилось чаще. Она должна быть осторожнее, ведь она шагает по лезвию ножа.
– Ты должен признать, что станешь растить малыша в не совсем обычных условиях. На Камари вы останетесь с ним вдвоем.
– У меня есть персонал.
– Ну, если ты хочешь, чтобы они заменили ему бабушек, дедушек, дядей и тетушек, то…
– Они мои сотрудники.
Джорджия сглотнула ком в горле.
– Разве ты не хочешь, чтобы у твоего сына было много родственников? Разве не хочешь, чтобы его любили?
– Я буду его любить.
– Любовь нельзя выдавать порциями. Если у тебя возникнут проблемы, ты, возможно, отстранишься от ребенка, и он начнет страдать.
– Не надо думать, что произошедшее между тобой и мной как-то скажется на моем ребенке.
– Почему нет?
– Потому что у нас с ним все будет по-другому.
– Возможно. А может, и нет. Из того, что я узнала о тебе, я поняла: когда тебе захочется побыть в одиночестве, ребенок не получит достаточно любви. Я боюсь, что он будет чувствовать себя одиноким. Вокруг него должны быть любящие люди, Никос.
– Я вырос в традиционной семье. У моего сына будет все.
Джорджия ничего не ответила. Что она могла сказать?
Никос сдвинул черные брови:
– Ты не веришь мне.
Она пожала плечами, пытаясь сдержать разочарование:
– Детям необходимо общение. Они должны чувствовать себя в безопасности и знать, что их любят.
– Я обеспечу ему это.
– А вдруг с тобой что-нибудь случится? Кто останется с ребенком?
– Со мной ничего не случится.
– Ты не можешь этого знать. Ты не бог. Ты простой смертный…
– По-моему, тебе пора замолчать, Джорджия. Я не уверен, что ты можешь лезть в мои дела. Ребенок мой, а не твой. – Он задумчиво на нее уставился. – Или ты передумала?
Джорджию мучило сожаление. Она чувствовала себя виноватой. Как она могла подумать, что, зачав и выносив ребенка, так легко от него откажется?
– Я вынашиваю твоего сына, – сказала она ледяным тоном, – и я обязана его защищать.
– Но он мой сын, – повторил Никос, – не твой, и поэтому тебе незачем о нем волноваться. Ты отказалась от всех прав на него, когда взяла деньги. Ты подписала контракт. Ты отказалась от своих прав несколько месяцев назад, и ты их не вернешь.
От желания залепить ему пощечину у Джорджии чесались руки. Никос был непреклонным и невыносимым, его высокомерный тон соответствовал надменному выражению его лица.
Джорджии оставалось только стоять и выдерживать его взгляд, запрещая себе плакать и кричать. Она смотрела на Никоса снизу вверх, показывая ему, что она его не боится и никогда не испугается. Он должен понять, что он не всесилен. Он обычный человек. Несовершенный человек со сломленным духом и шрамами на лице, думающий, что он может контролировать Вселенную.
– Ты сердишься, – коротко произнес он.
– Я в ярости, – тихо согласилась Джорджия, ее голос дрожал. – И я обижена.
– Потому что я напомнил тебе очевидное? Заставил тебя признать правду?
– Потому что поцелуй в моей комнате изменил тебя, но ты, в свою очередь, выставил нечто прекрасное и замечательное чем-то некрасивым и отталкивающим. Мне было так хорошо, когда ты меня поцеловал и прикоснулся ко мне, а потом ты отстранился и превратился в настоящего монстра. Ты хочешь раздавить меня сейчас, но я тебе этого не позволю. Пусть я женщина и у меня не такое мощное телосложение, как у тебя, но я сильнее тебя. Я не сломаюсь. И я не позволю тебе сломать нашего сына.
Джорджия развернулась и почти побежала обратно на виллу.
Она любит этого ребенка. Он принадлежит ей.
* * *
Джорджия обрадовалась, что Никос не последовал за ней. Она просто хотела вернуться в свою комнату, запереть дверь и спрятаться от всех.
Но как только она добралась до своей комнаты, ее начало тошнить. Она бросилась в ванную комнату и склонилась над унитазом.
Ее рвало. Она плакала, схватившись за края унитаза, пытаясь отдышаться.
Джорджия вдруг подумала, что заключила договор с дьяволом. Она продала свою душу, чтобы ее сестра была материально обеспечена, но цена оказалась слишком высокой.
Она твердила себе, что ребенок ей не принадлежит, но получается, она все время лгала себе.
Это ее малыш. И она любит его. Ее душа разорвется на части, если она уедет с острова без ребенка.
– Это нехорошо. – Никос стоял в дверях ванной комнаты, его глубокий, резкий голос отражался от стен небольшого помещения.
Джорджия вытерла глаза рукавом.
– Ты выломал дверь? – хрипло спросила она.
– Я открыл ее ключом.
– Спасибо.
Он вышел из ванной комнаты и через минуту вернулся со стаканом воды, который протянул Джорджии:
– Прополощи рот и приходи в гостиную. Нам надо поговорить.
Она сделала, как он сказал. Когда она вышла, он указал ей на диван.
– Присядь.
Джорджия хотела ответить, чтобы он перестал ей приказывать, но у нее не было сил. Она опустилась на диванную подушку и поджала под себя ноги.
Никос повернулся к ней, положив руки на бедра.
– Мне не нравится, когда ты в таком состоянии. Ты можешь навредить…
– …ребенку. Я знаю. – Джорджия вздернула подбородок. – Я знаю об этом и не хочу, чтобы ты мне об этом напоминал.
Никос стиснул зубы:
– Я хотел сказать, что это навредит тебе. Я имел в виду тебя.
Джорджия не знала, как ответить. Она просто смотрела на него, с трудом сдерживая разбушевавшиеся эмоции.
– Что происходит? – выдавил Никос. – Я не понимаю.
– Что ты хочешь понять? Ты целуешь меня, а потом сбегаешь. Если я беспокоюсь о тебе, ты заявляешь, что это не мое дело.
Он что-то пробормотал себе под нос. Джорджия не разобрала его слов и даже не поняла, говорит ли он по-английски.
– Что ты сказал? – спросила она.
– Не важно.
– А по-моему, важно. Я думаю, тебе пора поговорить со мной, Никос. Не орать на меня, не стыдить, не запугивать и не ругать. А просто поговорить.
– Из меня плохой собеседник.
– Тебе следует практиковаться. Если не ради меня, то ради своего сына. С ним надо будет разговаривать и слушать его. Ты не должен отгораживаться от него, когда почувствуешь, что находишься в опасном положении…
