– Вас часто укачивает в машине? – Он пытался найти тему для разговора.
– Как правило, меня не укачивает. Но сейчас я беременна.
– Мои пилоты сказали, что приземление было довольно жестким. В это время года в Греции очень сильные ветра. – Он колебался. – Извините.
Она выгнула красивую бровь, выражение ее лица было холодным.
– Вы не можете контролировать ветер, – Джорджия отпила воды, – но вы можете контролировать себя. Пожалуйста, не вламывайтесь больше в мою спальню.
Никос не привык, когда его критикуют.
– Уверен, дверь скоро починят, – произнес он.
– Не в этом дело. Вам не следовало прибегать к силе. Я уверена, в доме есть внутренний телефон. Вы можете позвонить мне, чтобы узнать, как у меня дела.
– Вам не следует запираться.
Джорджия сдвинула брови:
– Я всегда запираю дверь своей спальни.
– Даже в собственном доме? – спросил Никос.
– Я живу одна. И запираю все двери.
– В Атланте так опасно?
– Мир вообще опасен. – Ее голос стал почти ледяным.
– Здесь вы в безопасности.
Стиснув зубы и задрав подбородок, она встретила взгляд Никоса:
– Я не понимаю, что это значит.
Ее ответ сбил его с толку:
– Здесь вы можете отдохнуть. Вам ничто не угрожает.
– Даже вы? – спросила она.
Никос напрягся. У него перед глазами возник образ Эльзы, которая боялась оставаться с ним наедине.
– Я не причиню вам вреда, – выдавил он, заставляя себя посмотреть на Джорджию. – Я хочу, чтобы вы были в безопасности. Ваше спокойствие крайне важно, от него зависит благополучие моего сына. На Камари у вас будет только лучшее.
Она смотрела на него яркими голубыми глазами, размышляя над его словами.
– Мне не нужна помощь. Мне необходимо личное пространство и уважение.
– Оно у вас будет. Наряду с надлежащим уходом.
Джорджия продолжала смотреть на него в упор:
– Не уверена, что наши с вами представления о правильном уходе совпадают. Мне было бы лучше дома, рядом со своей сестрой и акушером. Я чувствовала бы себя здоровее и спокойнее с моим врачом и семьей.
– Я нанял лучшего акушера и педиатра Греции. Оба будут присутствовать при родах. Акушер будет осматривать вас один раз в месяц. Когда вы привыкнете, вам здесь понравится.
Ее глаза сверкнули.
– Не сомневаюсь, вы поняли, о чем я говорю. Когда я соглашалась на суррогатное материнство, то не предполагала, что буду жить здесь с вами. Это не входило в первоначальное соглашение. На самом деле я бы не согласилась вынашивать ребенка, если бы знала, что мне придется провести на острове последний триместр беременности. Мне здесь не нравится.
– Вы получили щедрую компенсацию за приезд на Камари.
– Но деньги – это еще не все. – Джорджия упрямо вздернула подбородок. – И я не позволю вам швырять деньги мне в лицо. Это грубо и унизительно.
– Но вы согласились стать донором и суррогатной матерью за деньги.
– Мне следует оплачивать учебу себе и своей сестре. Но я также хотела сделать что-то хорошее. И я это сделала. Я создала новую жизнь. Вы не можете устанавливать на это цену. – Ее голос внезапно надломился, и она отвернулась, прикусив нижнюю губу.
Никос разглядывал ее красивый профиль, видел слезы в ее глазах. Ему стало интересно, расстроилась ли она по-настоящему, или слезы – часть игры. Он не доверял женским слезам. Этому его научила Эльза. Вероятно, Джорджия хочет им манипулировать. Такое вполне возможно.
– А вас не коробит то, что вы отдадите ребенка? – жестко спросил он.
Джорджия хрипло произнесла:
– Это ваш сын, не мой.
– Но вы донор яйцеклетки. И вы его вынашиваете.
Ее губы едва заметно изогнулись в улыбке, но взгляд остался серьезным.
– Считайте меня плодоносящим садом. Почва не плачет, когда бросаешь в нее зерно, а потом собираешь урожай.
Интересный ответ, подумал Никос.
– Почву нельзя сравнивать с молодой женщиной. Как же материнский инстинкт?…
– У меня нет материнских инстинктов, – холодно ответила Джорджия.
– Но вы же помогаете своей сестре.
– Это другое. Она член моей семьи. Я за нее отвечаю. Но я не желаю обзаводиться детьми. Не хочу брать на себя больше ответственности.
– Позже вы можете передумать.
Она шагнула к нему и взглянула на него в упор:
– Вы хотите, чтобы я передумала?
Никос испытал шок. Не только от ее слов, но и оттого, что Джорджия подошла к нему так близко. Никто не вторгался в его личное пространство. Никто не хотел быть рядом с ним. Люди чувствовали себя рядом с ним неуютно. Женщины его боялись. Но Джорджия бросила ему вызов.
Она не была робкой или слабой. Никос восхищался ее смелостью и открытостью. Ее противоречивость разожгла его сексуальный аппетит.
Джорджия восхищала его. И да, она совсем не похожа на Эльзу. Если Эльза искала защиты, то Джорджия откровенно провоцировала его на конфликт.
Но он должен предупредить ее, обязан сказать ей, что она играет с огнем.
– Нет, я не хочу, чтобы вы передумали, – ответил Никос. – Он мой сын.
– Хорошо. Я рада, что мы договорились по этому вопросу. – Джорджия отошла от него и уселась на скамью, скрестив ноги.
Никос медленно подошел к ней, изучая выражение ее лица. Джорджия выглядела настороженной.
Он присел на стул напротив нее.
– Пока мы ехали сюда, вы спросили меня, где я буду воспитывать своего сына. – Никос помолчал, разглядывая ее полные розовые губы и пульсирующую венку у основания изящной шеи. – Почему вы об этом спросили?
Она повела плечами:
– Мне просто любопытно.
– Вам любопытно знать, как будет жить он или я?
Джорджия снова повела плечами, на этот раз небрежнее:
– Я лишь поддерживала разговор. Мне очень жаль, если я причинила вам неудобство.
– Никаких неудобств. Я люблю Камари, поэтому легко отвечу на ваш вопрос. Я выращу моего сына здесь. Мы будем жить на острове, я расскажу ему о его семье и родословной и подготовлю его к наследованию бизнеса семьи Панос. Он – мое будущее.
Наступило напряженное молчание. Джорджия Нильсен определенно размышляла над его словами.
Никос указал на ее почти пустой стакан:
– Налить вам воды?
– Не надо.
– Мы, греки, любим пить воду. Мы подаем ее к кофе и десерту. Но вообще у нас много напитков. – Его голос заглушил рев двигателя.
