— Где, простите?
— В отделении интенсивной терапии.
— Его можно навестить?
— А вы ему кем приходитесь?
— Совсем недавно была невестой, — ответила я почти честно. — А сейчас молюсь всем богам, чтобы не овдоветь до замужества.
— Сочувствую, — как ни странно, женщина из регистратуры действительно мне сопереживала — и это при такой-то работе! Я только сейчас сообразила, что на мне все еще «маскарадный костюм» из восьмидесятых… Но дежурной было совершенно наплевать, как я одета. Наверняка она навидалась и не такого. — Держитесь. Самое страшное уже позади. Вашему жениху повезло, что ему быстро оказали помощь. Даже полчаса промедления могли бы стоить очень дорого. Так что помолитесь за того, кто вызвал «Скорую».
— Помолюсь, — искренне пообещала я. — За всех, кто оказал ему помощь. И за ментов, и за врачей… Так можно его увидеть?
— Сейчас нет, — отрезала дежурная. — Только когда врач разрешит посещения.
— А когда это будет?
Она неопределенно пожала плечами:
— Звоните…
По-хорошему, мне надо было бы послушаться ее совета и отправиться домой спать.
Лишь оставшись одна в коридоре, я сообразила, что не знаю, куда идти. Впрочем, переживала я недолго, очень вовремя вспомнив, что мне не десять лет, а язык способен довести не только до Киева, но и в гораздо более отдаленные части Земли.
Тут очень кстати в пределах видимости появился совсем молоденький парнишка в белом халате — судя по всему, интерн или студент-практикант, тихий мальчик-зайчик из очень хорошей семьи. Заметив меня, он побледнел, а отвечая на мои вопросы, начал слегка заикаться: короткий белый халатик, наброшенный на меня поверх юбчонки и кофтенки, почти ничего не скрывал. Надеюсь, встреча со мной скрасила зайчику ночное дежурство, тем более что на местности он меня сориентировал абсолютно верно. Хотя, пожалуй, для всех оказалось бы лучше, если бы в поисках Васиной палаты я немного поплутала. Или, наоборот, хуже? Я не знаю.
Перед последним (если верить зайчонку) поворотом к Васиной палате я услышала дикий визг:
— Ты хоть понимаешь, с кем разговариваешь, корова?!
По-моему, истерические нотки в голосе мужчины — это дико асексуально. Если бы кто-то из моих потенциальных клиентов хоть раз так заверещал, я бы, наверное, воспользовалась своим правом на отказ.
Завернув за угол, я увидела источник шума, стоявший ко мне спиной, — и слегонца прифигела. Истерику закатывал не юноша бледный со взором горящим, а здоровенный, похожий на быка мужик за пятьдесят, упакованный очень дорого, но не слишком-то элегантно, если вы понимаете, о чем я. Вопли в исполнении денежного мешка весом почти в центнер выглядели невероятно мерзко: я скромно считаю, что человек, срубивший столько бабла, не имеет права срываться на тех, кому в жизни повезло меньше, но, разумеется, не знаю, как повела себя, если бы оказалась на месте такого вот толстосума.
Собеседница истеричного мужика, немолодая крепкая женщина в белом халате, по виду нянечка или санитарка, стоявшая лицом ко мне, держалась со спокойным достоинством.
— Мне казалось, я разговариваю с воспитанным человеком, — ответила она без малейшего страха или заискивания.
— Ты не понимаешь! — Голос мужика превратился в визг. — Я не просто воспитанный, но и очень влиятельный! Я депутат, кобыла ты безрогая! Я председатель комиссии по…
Я молча выругалась. Блин, не узнала со спины Студнева-пера! Ведь видела же его фотки в Сети, пусть и запечатлевшие совсем иные части тела. И следовало бы сообразить, что отец непременно появится у палаты сына, находящегося между жизнью и смертью. Так что мне сюда приходить не стоило, по крайней мере сейчас, чтобы не нарываться на скандал: старший Студнев наверняка тоже знает, как я выгляжу… Вот ведь дебилка! Это я тут кобыла безрогая, а никак не санитарка. Она-то как раз держалась молодцом — отчеканила абсолютно спокойно, но очень жестко:
— Что вы себе позволяете?! Вы находитесь в реанимации. У себя дома и в Думе командуйте сколько угодно. А здесь пациенты стоят на грани между жизнью и смертью. Поэтому все посетители — хоть президенты, хоть короли, хоть сам Господь Бог — обязаны соблюдать правила больничного распорядка. Я не пущу вас к сыну, пока вы не наденете халат и бахилы.
Я задумалась, что делать. Правильнее всего оказалось бы по-быстрому слинять отсюда, пока меня никто не заметил. Но стук каблуков мог привлечь внимание спорщиков: по закону подлости я начну двигаться именно тогда, когда они оба умолкнут. Поэтому, стараясь действовать абсолютно бесшумно, я вылезла сначала из одной туфли, потом из второй…
— Мне твои бахилы на фиг не сдались! — Студнев-пер верещал так же пронзительно, как самая жуткая из противоугонных систем. — Я по помойкам не шарюсь! И издеваться над собой не позволю! Ты думаешь, я не понимаю, зачем эти ваши дурацкие правила придуманы?! Вы, крысы в белых халатах, так изгаляетесь над обычными людьми, вот и все! А я над собой издеваться не позволю! Мне к сыну нужно! Немедленно!
Я нагнулась, чтобы поднять с пола свои туфли. Бросать их здесь не хотелось: это была очень удобная и дорогая модель.
— Вы же сами сказали, — санитарка хмыкнула, — что вы не обычный человек, а народный депутат. Вот только болезнетворные бактерии живут и на самых народных депутатах — и даже на королях с президентами. Не защищает от них ваш мандат, представьте себе! Тут помогут только белый халат и бахилы. Поэтому, пожалуйста, спуститесь на первый этаж и оденьтесь и обуйтесь там как положено. Потом возвращайтесь, и я проведу вас к сыну… А вы, девушка, не бойтесь! Идите сюда! Вы одеты правильно. Только туфельки с бахилами снова наденьте, ладно? Скажите, кого вы ищете?
Бли-ин! Ой, вот ведь блин блинский! Не успела!.. Я с трудом сдержалась, чтобы не завыть в голос.
Но это было абсолютно бессмысленно, так что я постаралась взять себя в руки. Ничего! Бог не выдаст, свинья не съест! Вдруг Студнев-пер все же не видел мои фотографии? Или меня не узнает? Я ведь сейчас и вправду выгляжу иначе, чем обычно.
— Мне нужно увидеть одного пациента, — произнесла я, стараясь говорить вежливо и уверенно — и как можно дольше тянуть время. — В регистратуре — ах, какая милая женщина там работает! — сказали, что его должны перевести сюда…
— Вы тоже к Студневу? — санитарка ободряюще улыбнулась, а я выматерилась про себя большим петровским загибом. — Вы уже пришли. Осталось буквально два шага по коридору — и все…
Студнев-пер медленно, по-бычьи, развернулся ко мне. Несколько секунд смотрел непонимающе — и я вознесла «чему-то там наверху» благодарственную молитву. А потом багровое, перекошенное яростью лицо исказил настолько дикий гнев, что я просто остолбенела от ужаса. Чести мне это не делает, но что есть, то есть.
Всего два шага — и слоновья туша оказалась рядом со мной. Запястье сдавила железная клешня.
— Это что еще за беспредел?! — завизжал старший Студнев. — Почему к моему сыну не пускают меня, отца, а эту прошмандовку — пожалуйста?!
