Все свое имущество я завещал тебе. Понимаю: деньги не вылечат скорбь от расставания. Но, по крайней мере, ты никогда не будешь нуждаться.
Не уверен, что у тебя есть способности к бизнесу, но и в себе в данном отношении я долго сомневался. Так что если захочешь попробовать заняться делами моей фирмы — я буду счастлив. Не важно, получится у тебя или нет — просто попытайся, ладно?
Пожалуйста, помни: я хочу, чтобы ты радовалась. Я очень люблю, когда ты смеешься, и не люблю, когда ты плачешь.
Ну вот, пожалуй, и все. Сказать я мог бы еще многое, но главное уже написал, а повторяться глупо.
И, пожалуйста, помни всегда: Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.
* * *
Спецборт летел в Москву. Внизу был вечно горящий Ближний Восток, где никогда не прекращается война. Там стреляли, там страдали люди, там теряли близких, но я не думала об этом. Я тихо, безмолвно плакала из-за тех слов, которые совсем недавно прочитала. В моих слезах смешивались страх и счастье, боль и надежда.
Да, надежда. Я твердо знала, что не отдам Виктора Смерти. Даже не предложу ей сделку, как собиралась раньше, — нет, не дождется! Если Смерть появится рядом с Виктором — я брошусь на нее и стану бить до тех пор, пока не одержу победу. Сейчас у меня хватит сил на то, чтобы справиться со Смертью…
Прямо на заснеженном московском аэродроме Виктора погрузили в реанимобиль и увезли. Увы, я не могла уехать с любимым — пришлось проходить паспортный и таможенный контроль.
И, разумеется, по закону подлости я застряла на таможне — забыла задекларировать подаренные Виктором драгоценности. Как ни странно, пограничники поверили, что я не собиралась их обманывать, и даже посочувствовали. Мы быстро оформили декларацию. Мне выписали пошлину; я обязалась оплатить ее как можно скорее, а затем бросилась вон из аэропорта в поисках такси. Оно нашлось быстро, но, как нарочно, надолго застряло в бесконечных столичных пробках.
В Склифе я оказалась лишь через четыре часа после прилета. Виктора все еще оперировали. Я проигнорировала предложения идти домой и устроилась в комнате ожидания. Там был кофейный автомат; я выпила стакан кофе — и поняла, что не пила и не ела вот уже шестнадцать часов. Как ни странно, ни есть, ни пить, ни спать абсолютно не хотелось. Хотелось лишь одного — сидеть и ждать.
Через некоторое время в комнату вошел человек с палочкой. Только когда он сел рядом, я узнала Сычика. Он повзрослел и казался серьезнее.
— Привет! — сказал Васенька, глядя на меня с искренним сочувствием. — Ты поседела.
Честно говоря, мне это было абсолютно безразлично: все важное сосредоточилось в операционной, где врачи сейчас отгоняли Смерть от моего любимого. Но и обижать Сычика не хотелось, поэтому я поддержала разговор:
— Сильно?
— Заметно. Две пряди спереди.
— Ничего страшного! — Я, к собственному удивлению, улыбнулась. — Закрашу. Рановато начну, конечно, но ничего не поделаешь.
— Ника, — он вдруг покраснел, — я понимаю, что должен выразить тебе сочувствие, но не знаю, как это сделать…
— Ты мне не сочувствуешь, а помогаешь, — я снова улыбнулась. — Виктор ведь и для тебя не посторонний, правда?
— Да, я его помню, — Васенька покраснел. — Но только здесь понял, насколько Виктор хороший мужик. Я очень рад, что у тебя с ним… — он совсем смешался.
Я взяла руку Сычика в свою — ладонь оказалась теплой и крепкой. Когда-то мы были любовниками. Когда-то Васеньке казалось, что он меня любит… Словно тысяча лет прошла с тех пор!
— Спасибо за добрые слова! И я… очень рада, что ты сейчас здесь…
— Я просто отдаю долг, — он чуть улыбнулся. — Ты ведь тоже была рядом, когда я… ну, ты знаешь…
— Для того и нужны друзья, чтобы появляться в трудную минуту.
— Поверь, с Виктором все будет хорошо! — В голосе Сычика, прежде тихом, вдруг зазвучал металл. — Я это точно знаю!
— Ох, Вася…
Я почувствовала, как к горлу подступает комок, но внезапно успокоилась, потому что с предельной ясностью поняла: все кончено. Я сдала контрольную и получила оценку. Наши судьбы уже решены — их не изменишь.
Мы с Сычиком сидели, взявшись за руки, и ждали, когда учителя в белых халатах назовут наши оценки.
Глава 4
Все кончено
(Все только начинается)
Весна календарная, как известно, отнюдь не всегда совпадает с весной климатической. На календаре в московской квартире может быть март или даже апрель, а на улице — метель и мороз.
По ту сторону больничного окна на подоконнике лежал настоящий сугроб, однако ласковое, хоть еще и слабое по ранней весне, солнышко медленно, но верно его подтачивало. Возможно, за окном звенела капель, но трехкамерные стеклопакеты больничной палаты надежно изолировали все звуки.
Здесь все было стерильным, в том числе и я сама, одетая в белую больничную униформу. Мое лицо почти полностью скрывала маска. Белая шапочка спрятала волосы, которые я успела мелировать и подкрасить. Стареть раньше времени не входило в мои планы.
На больничной койке ни один человек не выглядит хорошо, будь он хоть трижды Аполлон или Елена Прекрасная. Болезнь не добавляет красоты, а уж сильному мужчине — и подавно. Но Виктор сейчас выглядел гораздо лучше, чем раньше, что по-настоящему радовало.
И это отнюдь не мои фантазии: именно сегодня меня впервые допустили в палату к больному. Раньше я видела Виктора только через стекло.
Заметив меня, он улыбнулся и попытался что-то сказать, но я приложила палец к губам и отчеканила:
— Не говори пока ничего! Тебе надо беречь силы. У нас еще будет время пообщаться. Масса времени!
Виктор осторожно кивнул. Я присела на странного вида стульчик, стоявший у кровати. Мне хотелось очень многое сказать любимому, я столько раз репетировала в своем воображении эту встречу — но вдруг растерялась, не зная, с чего начать.
— Я прочитала твое письмо, — собравшись с силами, произнесла я, — и поняла одну вещь. Виктор, мне… если я нужна тебе, я всегда буду с тобой. Даже не сомневайся! И вот еще что… Я поговорила с врачом… с врачами Склифа. Диагноз твоего доктора не подтвердился — нет у тебя никакой аневризмы.
В его взгляде читалось удивление, и я поспешила объяснить:
— Врачи считают, что твой сердечный приступ имеет токсикологическую природу. Те лекарства, что ты принимал… судя по всему, какое-то из них являлось для тебя скрытым аллергеном. Твоя печень его отфильтровывала, но не полностью, и оно понемногу накапливалось в организме. Однажды она перестала справляться и вбросила аллерген в кровь — возможно, после какого-то сильного стресса. По крайней мере, так говорят врачи…
Виктор повел плечами — казалось, он хотел пожать ими, но не хватило сил.
— Мы пытаемся с этим разобраться, — продолжила я. — Но пока не можем связаться с твоим врачом. Он не отвечает ни на звонки, ни на письма, а офис закрыт. Частная практика, что поделаешь! Как бы то ни было, прогноз по твоему здоровью в целом благоприятный. Конечно, обширный инфаркт — не насморк; восстанавливаться придется долго… — Я наклонилась вперед: — Но об этом я позабочусь, поверь мне! Самое худшее осталось позади. Все остальное — дело техники.
