«Подумать только, и весь этот спектакль из-за полуящика мышей для ее удава», — подумал Джек, разум которого под действием алкоголя уже раскрепостился.
Во мне одном, в моих движеньях, быстрой поступи
Казалось, Биркс говорила так громко, что все вокруг оборачивались.
Джек осторожно оглянулся, но не заметил ни одного любопытного. Все посетители кафе были заняты только своими делами, и лишь некоторые смотрели на сцену, где новая пара танцовщиков изображала влюбленных змей.
Все происходившее вокруг Джек воспринимал как в тумане. Множество чужих лиц, отражавших непонятные ему эмоции, переплетенные пальцы, запрокинутые головы, тяжелое дыхание.
Это были чужие лица — все, кроме одного, освещенного огнями барной подсветки. Перебитый нос, несколько заметных шрамов, напряженная поза и глаза, стригущие полумрак зала. Джек узнал его — это был Энрике Коррадо.
66
Такси Джека Холланда было безвозвратно потеряно. Гонка потеряла всякий смысл, и Энрике хотел выйти на ближайшем перекрестке, однако раздумал.
— Где здесь самое людное место?
— На Главной площади.
— Давай туда.
Как оказалось, Энрике не ошибся. Едва его такси выехало на площадь, как им навстречу проехал автомобиль, на котором уезжал Холланд. Машина была без пассажира, и Коррадо понял, что он на правильном пути.
— Теперь езжай вон туда, где толпятся какие-то придурки, — указал Коррадо.
— Это кафе «Бумба». Там собираются психофаги.
— Кто-кто?
— Психофаги. Они поглощают психические бактерии и утверждают, что видят мир изнутри.
— Пусть поглощают что хотят. Мне это не мешает, — усмехнулся Энрике.
Машина остановилась возле «Бумбы», и, расплатившись с таксистом, Энрике выбрался на тротуар. Он покосился на группу молодежи, толкавшейся возле входа в кафе, и неспешно двинулся прямо на них.
От Коррадо исходила такая угроза, что молодые люди сразу расступились и отошли подальше, чтобы даже случайно не коснуться этого человека, заряженного смертельно опасными флюидами.
То, что Энрике увидел внутри кафе, ему не понравилось.
Здесь пахло сумасшедшим домом — отделением для тихопомешанных. Эта атмосфера была Энрике хорошо знакома. Еще мальчишкой он посещал лечебницу для душевнобольных, где находился его дядя Мануэль.
Эти посещения происходили каждое второе воскресенье месяца, и всякий раз мать поднимала Энрике очень рано. Потом дядя Мануэль умер, и визиты в лечебницу прекратились.
«Не самое лучшее место, чтобы стрелять в Холланда», — подумал Энрике и, плохо ориентируясь в полумраке, двинулся в сторону светящегося барного угла.
Слабые светильники позволяли видеть ряды бутылок и самого бармена, встряхивавшего шейкер в такт звучавшей со сцены музыке.
«Да она, кажется, поет…» — определил Коррадо, заметив, что сидевшая на сцене девушка шевелила губами.
Подойдя к барной стойке, Энрике присел на высокий стул и, взглянув на бармена, сделал заказ:
— Чего-нибудь легкого.
— «Крем-оранж»?
— Давай, — махнул рукой Энрике и незаметно дотронулся до пистолетов. Царившая в кафе атмосфера не позволяла расслабиться.
— Ваш заказ, мистер, — сказал бармен.
— Что это такое? — удивился Энрике, глядя на извергающий пузыри напиток.
— Ничего страшного, мистер, это просто углекислый газ.
— Ну, если только это… — пожал плечами Энрике и сделал осторожный глоток.
«Мороженого какого-то намешали, — решил он, оценивая вкусовые качества напитка. Коррадо сделал глоток, потом еще — „крем-оранж“ таял во рту и приятно разогревал горло. — Э, да меня повело, — заметил он, видя, как расплываются стены, столы, стулья, люди и их лица. — Нужно собраться. Собраться немедленно и больше не пить эту дрянь».
Коррадо отодвинул бурлящий стакан и, стараясь сконцентрироваться, начал всматриваться в лица посетителей.
Вот толстяк с трясущимися губами держит за руку девицу с выбритой головой. Девица что-то быстро говорит и гладит руку толстяка. Видно, что парню приятно.
А вот другая пара. Она черноволосая с четкими и выразительными чертами лица. Он похож на кузнечика — худой и высокий. Бедняга сидит на стуле в неудобной позе, и его колени упираются в крышку стола. Эти двое тоже соприкасаются руками. Девушка что-то то ли поет, то ли рассказывает, а ее партнер едва не исходит слюной. Его голова мелко трясется, а слюнявые губы кривятся в торжествующей улыбке.
«Ну какая же здесь поганая публика!» — покачал головой Энрике.
— Что-нибудь не так, мистер? — спросил бармен.
— Да здесь все не так, — заявил Коррадо.
— То есть?
Но Энрике не ответил и снова вернулся к парочке из темного угла. На их столе громоздился какой-то ящик, а напротив ящика сидел еще один человек.
«Третий лишний, — усмехнулся Энрике. — И скорее всего, извращенец».
Неожиданно «лишний» обернулся, и Коррадо показалось, что это лицо ему знакомо. Он осознавал, что знает этого человека, однако принятый внутрь «крем-оранж» мешал вспомнить, кому принадлежало это лицо — врагу или другу.
Человек тоже узнал Энрике и, выхватив оружие, сразу ответил на все вопросы Коррадо.
«Это же Холланд!..» — вспомнил он и прыгнул в сторону, избегая верной пули.
67
Разбитая бутылка разлетелась брызгами стекла и алкоголя, но самому Коррадо удалось улизнуть. Джек сделал поправку и выстрелил еще раз, целясь в торчащие ноги, но пуля снова прошла мимо.
Несколько человек выскочили из-за столов и, громко крича, побежали к выходу. Следом за ними с некоторым опозданием стали кричать и остальные, однако делали они это с какой-то ленью и неохотой.
«Наверное, на них тоже действует „крем-оранж“», — подумал Джек, ловя на мушку неясный силуэт Коррадо.
Раздался выстрел, затем чей-то крик, и посыпалась посуда.
Коррадо перебежал за колонну, и через секунду в сторону Джека полетели пули. Они застучали по стене, отбивая куски штукатурки, и по спинкам стульев, расщепляя дорогое дерево.
Коррадо неоправданно спешил, и это тоже было следствием приема крепких напитков.
— Не получишь часы, гад, — сказал Джек и, едва Коррадо сделал паузу, поднялся над столом и выстрелил в выглянувшего из-за колонны гангстера.
Пуля ударилась в колонну, и в лицо Энрике брызнула бетонная крошка. Он выругался и сделал несколько выстрелов вслепую.
Неожиданно на сцену выскочила танцовщица. Она металась, громко кричала, и ей на помощь поспешил ее партнер. Коррадо выстрелил в него, и танцовщик упал, обрывая портьеру.
