Затем хозяйство возглавил Артур Валентини, который стал известным в Европе коннозаводчиком: на территории в 503 гектара он выводил элитные породы лошадей (Валентини умер в 1977 году, кажется, под Гамбургом).
В 1932 году в старом особняке, расположенном у стен орденского замка, был открыт окружной краеведческий музей. Там были собраны древности, найденные в историческом центре города и в его окрестностях. Кроме того, была представлена целая экспозиция, посвящённая сражению при Прейсиш-Эйлау.
В кирпиче и камне
Во время Второй мировой войны территория бывшего замка (как, впрочем, и города) особенно не пострадала. В негодность жилые помещения замка пришли к шестидесятым годам. В 1961 году территорию замка и форбурга передали местной конторе райпотребсоюза — под склад. На месте западного флигеля был построен стрелковый тир, снесённый в конце восьмидесятых.
В августе 1990 года сгорела средняя секция здания форбурга. В кровле повсеместно появились дыры: за всё послевоенное время строение ни разу не ремонтировали.
В начале девяностых была предпринята попытка приспособить уцелевшие фрагменты замка и форбурга под гостиницу с баром, но… не срослось.
В итоге, как и везде, «история, воплощённая в кирпиче и камне», на них же — камни и кирпичи — растаскивается.
Священная секира
Неверным жёнам в Хайлигенбайле отрубали головы
Окрестности города Мамоново (в прошлом — Хайлигенбайля) в буквальном смысле — «земля обетованная» для «чёрных археологов». Историей здесь дышит каждая пядь земли.
Свою жену отдал гостю
Итак, первое поселение на месте Хайлигенбайля возникло ещё в те времена, когда территория Восточной Пруссии принадлежала пруссам. Неподалёку (в районе современной Липовки) располагалось центральное святилище пруссов Ромове-Рикойто.
По преданиям, в ветвях гигантского дуба жили три божества: Перкуно (бог грома, с огненно-красным лицом и чёрной курчавой бородой), Потримпо (бог войны и земледелия), с венком из колосьев на голове, и Патолло (бог смерти) — старец с белыми волосами. Дуб был окружён высоким забором. Приближаться к священному дереву мог только верховный жрец и его помощники.
Хайлигенбайль на гравюре XVII века. Из книги Христофа Харткноха «Старая и Новая Пруссия», 1684 год
Здесь совершались жертвоприношения (иногда — человеческие), а также обряды и праздники. Собравшихся обрызгивали пивом, соединяя таким образом «мир людей» с «миром богов». Потом мужчины пили пиво из особых ритуальных сосудов и начинали петь и молиться…
Женщины к священному дубу не подходили и на пушечный выстрел (говоря более поздним языком). Им вообще жилось не очень весело: во время еды им запрещалось садиться за один стол с мужем (или отцом); по воле мужа жена превращалась в наложницу гостя. Именно женщины выполняли основную работу по дому: отвечали за сохранность огня в очаге (накрывая его на ночь специальным сосудом с отверстиями), готовили пищу, пекли хлеб, пряли шерсть, шили одежду, лепили из глины посуду…
Месть за смерть Адальберта
Впрочем, если учесть, что пруссы (по свидетельству историков) были голубоглазыми, белокурыми, высокими и стройными… а женщины считались «дефицитным товаром» (как правило, на каждую семью приходилось не более одной дочери — остальных уничтожали сразу после рождения)… то статный голубоглазый блондин доставался практически каждой. А он, в свой черёд, задаривал её браслетами, бусами, серьгами из янтаря и металла, обеспечивал мехом бобра, куницы, ласки, добывал ей стекло и монеты для украшений и т. д. и т. п. Да и в постельных утехах, скорей всего, был чертовски силён…
Впрочем, мы отвлеклись от темы.
Впоследствии основное святилище пруссов (Ромове-Рикойто) неоднократно переносилось — после того как пруссы убили епископа чешской столицы Адальберта, прибывшего к ним в качестве миссионера, а польский князь Болеслав I уничтожил Ромове, мстя за смерть Адальберта.
Так вот, на пороге Средневековья на холме, неподалёку от места слияния речек Ярфт (ныне Витушка) и Банава (Мамоновка), возникло поселение под названием «Свентемест» («Священное поселение»).
Когда в Пруссию вторглись войска Тевтонского ордена, Свентеместу досталось изрядно. Его занимали рыцари — его освобождали от рыцарей в ходе восстания пруссов — его снова отдавали во власть Ордена — и снова отбивали во время другого восстания…
Сжёг на костре своего друга
Много их было, гордых и смелых пруссов, которые, может, и «тормозили прогресс» (если считать язычество, за сохранение которого они бились, «отсталым» по сравнению с христианством), но делали это не щадя живота своего. Один такой — Генрих Монте, с детства обласканный рыцарями, получивший образование в Магдебурге (крестоносцы готовили его, принадлежавшего к знатному прусскому роду, к духовной деятельности), возглавил особо мощное восстание.
Неподалёку от Свентеместа он даже принёс в жертву прусским богам захваченного в плен рыцаря Хиршхальса из Магдебурга, своего друга юности.
Правда, Хиршхальс был выбран для жертвоприношения не по указанию Монте, а словно бы самой Судьбой: жрецы трижды бросали жребий — и трижды он выпадал именно Хиршхальсу. Хотя захвачено в плен было более двадцати крестоносцев.
Злосчастный рыцарь, сидя верхом на боевом коне, сгорел в пламени ритуального костра… Но это не принесло удачи Генриху Монте: вскоре, в очередном сражении, он был ранен, скрылся в лесу, после долгих скитаний был схвачен крестоносцами, которые всласть поиздевались над ним, а затем повесили на дереве у дороги, ведущей в Кёнигсберг, и уже повешенного пронзили мечом. Так что земля Хайлигенбайля-Мамоново частенько собирала кровавую жатву…
Не могли срубить дуб
С 1301 года начинается немецкий период в истории поселения. «Свентемест» в переводе на немецкий звучало как «Хайлигенштетте». Поэтому, дав поселению городские права, его нарекли «Хайлигенштадт».
Но прусский язык был ещё жив — как жива была и легенда о священном дубе и о топоре, который будто бы зарыт в священной земле. Так что сначала название трансформировалось в «Хайлигенбиль» («билль» — искажённое прусское «пил», то есть крепость), а позднее вместо «билль» возникло слово «байль», то есть секира. В итоге получился Хайлигенбайль, то есть Священная секира.
Кстати, о дубе и топоре так писал русский историк Николай Карамзин:
