— Хорошо, сэр.
Браун ушел, а Фонтен опустился на стул и поежился. Здесь, на посту термоконтроля, было довольно прохладно. Возможно, объекты вытягивали тепло прямо сквозь большое смотровое окно.
Доктор покосился на дежурного оператора, который с подчеркнутым вниманием следил за показаниями приборов.
«Дурака валяет, шельма, — подумал доктор. — У парня с такой физиономией наверняка припасена бутылочка солдатского джина…»
— Как ваше имя, дежурный? Оператор испуганно посмотрел на Фонтена и, вскочив на ноги, гаркнул:
— Тамп Флоренс, сэр!
— Послушайте, Тамп, у вас здесь глоточка джина не найдется? А то здесь как-то прохладно.
— Как можно, сэр… Я ведь на посту…
— Ладно, Тамп, не жмитесь, неужели вам жалко глоточка дрянного джина для доктора Фонтена?
— Нет, сэр, не жалко.
Оператор пошарил в тумбочке и достал уже ополовиненную бутылку без этикетки.
— Пожалуйста, сэр. Только стакан у меня — того… Грязный…
— Ничего, давай какой есть, — махнул рукой Фонтен. Он еще раз взглянул через окно на саркофаги, и новый приступ крупной дрожи начал сотрясать его тело.
Пока Тамп Флоренс вытряхивал из стакана не то крошки, не то дохлых насекомых, доктор Фонтен запрокинул бутылку и сделал из горлышка два больших глотка.
— Вы уже обошлись, сэр? — подошел со стаканом дежурный.
— Да… Спасибо, Флоренс… — Доктор вернул бутылку, — Это было незабываемо…
Он еще раз взглянул внутрь бокса, и ему показалось, что он увидел тень. Да, это была движущаяся тень. Фонтен даже поднялся со стула, думая, что кто-то из сотрудников вошел в бокс, но там никого не было. Опутанные трубками и проводами саркофаги были закрыты, и их крышки держались на мощных винтах.
На посту появился Браун:
— Все уже в сборе, сэр. Выкатывать «первого номера»?
— Да, Браун, идемте. — Фонтен поднялся со стула и, проходя мимо Флоренса, заговорщически ему подмигнул. Тот расплылся в довольной улыбке — как же, угостил самого Луи Фонтена.
«А вот с Дюма и Гринсбергом я, конечно, дал маху», — подумал доктор. Он вспомнил, как тогда, под сумрачными сводами склепа, эти двое, подбадривая себя шуточками, вскрыли печать заклятия.
Они еще пошутили, что делят ответственность пополам. Как оказалось, смеялись они зря — смерть их была страшной.
Медики ничего не смогли поделать — заболевание было неизвестным. Вскрытие тоже не дало никакого результата. Пролежав одну ночь в морге, трупы изменились так, будто несколько месяцев провалялись в болоте.
Это были неприятные воспоминания, и Фонтен постарался переключиться. Он думал то о деньгах, то об оставленной кафедре в университете, то о женщинах — ведь он был еще не так стар. Но как Луи Фонтен ни старался, его мысли возвращались к опасности и уже понесенным потерям.
«Что будет, если из-за моего неумения объекты сумеют активизироваться? — задавал себе вопрос доктор Фонтен. — С другой стороны, принц Циркус умел держать своих кровожадных псов в повиновении. Так неужели я, доктор наук, профессор, создатель теории психокинетики, не сумею разобраться в том, что знал полуграмотный Циркус?..»
Фонтен намеренно накручивал себя, чтобы обрести все чаще ускользавшую от него уверенность.
Наконец они с Брауном вышли в ярко освещенное помещение, где уже ожидала исследовательская бригада.
Все были одеты в защитные комбинезоны и напоминали группу похудевших пингвинов
— Здравствуйте, господа, — приветливо поздоровался доктор Фонтен.
— Здравствуйте, сэр, — ответили ему, впрочем без особого энтузиазма. Эти люди просто боялись. И особенно боялись биологи — Лефлер и Чанг, ведь они хорошо знали погибших Дюма и Гринсберга.
Двое ассистентов из команды технологов инженера Брауна помогли Фонтену надеть защитный комбинезон. Затем в абсолютной тишине в комнату вкатили саркофаг с «номером первым».
Все участники тотчас опустили защитные маски и приготовились к работе.
«Вот и хорошо, а то стоят такие бледненькие, потерянные — смотреть противно», — подумал Фонтен.
Технологи начали освобождать крышку — всего двенадцать болтов. Один болт, второй, третий — все меньше преград отделяло «номера первого» от мира живых людей. Все это чувствовали, все это понимали. Первобытный, интуитивный страх рождался из ниоткуда и настойчиво полз по позвоночнику холодной змейкой.
Последний крепежный болт скользнул в руку ассистента, и инженер Браун посмотрел в сторону Фонтена. Тот кивнул, не колеблясь ни секунды, опасаясь, что, промедли он еще немного, и у него не хватит духу отдать это распоряжение.
Крышка отошла в сторону, и взорам бригады предстало то, что они привычно называли объектом «номер один».
Медики сразу расслабились — уж им-то не нужно было объяснять, что мумифицированный труп уже не опасен.
— Откуда брать образец ткани, сэр? — спросил Браун.
— Берите откуда хотите это — не принципиально, — ответил доктор.
Медики стали брать образцы, а биологи ватными тампонами снимали пыль, надеясь найти те самые болезнетворные бактерии или вирусы, которые убили их товарищей.
— Температура? — спросил Фонтен.
— Стабильная, сэр, — ответил один из технологов, — плюс четыре по Цельсию.
«Подумать только — и откуда в этих иссохшихся костях могло зарождаться то количество тепла, которое ставило корабельные криоустановки на грань разрушения…» — размышлял Фонтен. Внешний вид мумии внушал уже не страх, а, скорее, брезгливость и жалость. Да, именно жалость. Самому доктору Фонтену не хотелось, чтобы когда-нибудь кто-то вот так же рассматривал его прах, словно он был дохлой кошкой.
«Он страшен своим огнем…» — вспомнил Фонтен слова из заклятия, относящиеся к «номеру первому».
«Страшен огнем…» — пронеслось в голове еще раз, и в эту самую минуту он услышал страшный крик. Это кричал один из медиков — Лендл Хоук. От его страшного крика Лефлер и Чанг упали в обморок.
Вслед за ними едва не лишился чувств один из технологов, но он устоял, ухватившись за край саркофага.
— Закрывайте крышку! — скомандовал Фонтен и склонился над потерпевшим медиком.
Когда с Хоука сняли защитный костюм, стало ясно, почему он так кричал. Его левая рука до самого локтя была практически обуглена.
— Мама родная, что же это такое? — ужаснулся Браун.
— А что наши биологи? Что с ними? — забеспокоился Фонтен.
Ассистенты Брауна бросились к Лефлеру и Чангу. Сорвав с них маски, они не смогли сдержать испуганных возгласов. Лица обоих биологов были обуглены так же, как и рука Лендла Хоука.
Когда с них сняли защитные костюмы, стало ясно, что они сгорели полностью. Не пострадала только их одежда, как будто кто-то выжег тела изнутри.
