Услышав эти слова, тётя Мод в очередной раз задалась вопросом, какой образ жизни вела Тина до того, как попала к ним.
Дядя Генри прочёл последний абзац инструкции: «Дождитесь полуночи, а затем отправляйтесь в главную спальню, что в башне наверху, и приступайте к обязанностям призраков. Удачи и всего наилучшего на новом месте».
– Идёмте же, – поторопила родных Тина. – Чего ждать-то?
И прежде чем её успели задержать, она стрелой пролетела над подъездной дорожкой, посыпанной гравием, и скользнула внутрь замка.
* * *
Оливер думал, что не заснёт, но заснул – сон его был беспокойным, прерывистым, полным кошмаров. Внезапно он проснулся. Башенные часы отбивали время. Оливер мог не считать удары, он и так знал, что наступила полночь. Мальчик понял это по сумасшедшему биению собственного сердца, по мурашкам, которыми покрылся с ног до головы, по тому, какой холодной и липкой стала кожа.
Оливер попытался сесть в кровати и ощутил знакомую тяжесть в груди: близился приступ астмы. Он по привычке протянул руку за ингалятором и только тогда сообразил, что прибора нет. А потом, уже задыхаясь, он увидел это. Руку! Бледную руку, которая вылезла из платяного шкафа и принялась на ощупь шарить в воздухе пальцами. Кисть этой руки закрывал рукав; мутно-белая, блёклая конечность наводила ужас. Плачущая монахиня? Умерщвлённая невеста?
Из засиженного мухами зеркала вылезла вторая рука. К ней на шнурке было привязано нечто круглое, непонятное и болтающееся. Голова! Фантом нёс свою голову.
Оливер осознал: за ним пришла смерть, и в этот миг почувствовал неожиданный прилив сил. Ему удалось сделать вдох, выпрямиться в постели и зажечь свет.
– Выходи, – потребовал он. – Выходи и покажись!
Фантом подчинился. Если это и была монахиня или невеста, то очень маленькая и к тому же одетая в ночную сорочку.
– Т-ты к-кто? – стуча зубами от страха, спросил Оливер.
Призрак шагнул вперёд.
– Я – Приютина Уилкинсон, – сказала гостья. – С этим-то всё понятно. А вот ты кто? Уж точно не монашка.
Оливер вытаращил глаза. Привидение выглядело одним с них лет, у него были пышные волосы и большие торчащие уши.
– С чего мне быть монашкой? – растерялся Оливер. – Это ведь тебе полагается быть монахиней, причём безголовой.
– А что, похоже, будто у меня нет головы? – Призрак, кажется, рассердился.
– Нет… Я принял за голову твой мешочек для мыла.
Фантом счёл эту реплику забавной.
– Хочешь посмотреть, что внутри? – спросила призрачная девочка.
Оливер кивнул, и она извлекла из сумочки свои туалетные принадлежности, а потом достала оттуда же рыбку, которую положила на подоконник. Рыбка лежала спокойно и вообще была какая-то вялая.
– Когда мы жили в бельевом магазинчике, я пыталась найти ей приятеля, – сообщила Тина. – Обошла все рыбные лавки – ну, знаешь, там на прилавках всегда целые горы мёртвой рыбы, – но ни одна из них не превратилась в привидение. Ни одна!
– Не похоже, что твоя рыбка скучает, – заметил Оливер.
– Угу, – согласилась Приютина, складывая вещи обратно в сумочку. – Слушай, я что-то не пойму: мы должны были заселиться в монастырь, но на монастырь это явно не похоже. Монашки не разрешают маленьким мальчикам жить вместе с ними, и в монастырях не пишут на каждом шагу всякие гадкие слова. – Девочка указала на деревянное изголовье кровати и вырезанную надпись: «Пятой врагов попираю».
– Да нет, это девиз Снодд-Бриттлов, – пояснил Оливер.
– Видать, скверные они люди. Держу пари, пятки, которыми они попирают врагов, загрубелые и в мозолях, пальцы на ногах волосатые, а ногти жёлтые. Бе-е-е, – поморщилась Тина.
Внезапно их разговор прервал весьма странный звук: не то журчание, не то бульканье, завершившееся отчётливым иканьем.
– Боже, это ещё что такое? – воскликнул Оливер.
– Не бойся, это всего лишь тётя Мод. Отрабатывает горестные вздохи или глухие стоны – что-то в этом роде. Она очень переживает, что недостаточно страшно выглядит и не сумеет как следует тебя напугать. Вообще-то, они все переживают. Можно я скажу им, что всё в порядке?
– Да, конечно, скажи. И ещё, Приютина, передай, пожалуйста, что глухие стоны на меня не действуют, ладно?
Уилкинсоны один за другим появились в спальне, и Приютина по очереди представила их Оливеру. Стоило миссис Уилкинсон увидеть Оливера, как все глупые намерения напугать его вылетели у неё из головы. Она подлетела к кровати и сердечно обняла мальчугана. Очутиться в объятьях призрака, которому ты понравился, – это ни с чем не сравнимое ощущение! Оливер почувствовал, как будто находится внутри упругого облака. С самого отъезда из приюта ему не было так хорошо и приятно.
– По-моему, для маленького мальчика спальня великовата, – заметила тётя Мод. – И эти неприятные физиономии на стенах тоже ни к чему. Впрочем, не беспокойся, скоро мы приведём тут всё в порядок.
Следующей перед Оливером предстала Бабуля. Она спустилась с карниза для штор, над которым зависала всё это время.
– Сказала, не буду кланяться, значит, не буду. Но, по правде говоря, пыли там наверху ужас сколько, и, если утром ты найдёшь хорошую метёлку, я как следует пройдусь по всем углам.
Эрик стоял у двери. В незнакомых местах он всегда робел, по новой начинал стесняться своих прыщей и безответной любви, но сегодня нашёл в себе смелость подойти к Оливеру и отсалютовать ему по-скаутски. Призрак попугайчика захлопал крыльями, а потом произнёс: «Откройте шире», «Билли – хороший» и даже «Оттл!», что было для него самой успешной попыткой воспроизвести словосочетание «Синтия Харботтл». Сами понимаете, как трудно попугаю выговорить подобную фразу.
Далее инициативу перехватил дядя Генри.
– Полагаю, нам следует представиться твоим родителям. Этого требует вежливость, и, возможно, у них будут для нас распоряжения.
– У меня нет родителей, – промолвил Оливер, – я сирота и всю жизнь прожил в приюте, а сюда переехал всего три недели назад. Я… – Мальчуган замялся. – Мне… как бы это сказать, принадлежит этот замок, – добавил он и покраснел. Ему было ужасно стыдно владеть таким огромным жильём, когда вокруг столько бездомных.
Привидения ошеломлённо воззрились на него. Оказывается, этот худенький малыш, который так тепло их приветствовал, – хозяин Хелтон-холла!
– В таком случае нам лучше поговорить с твоим опекуном или с тем, кто о тебе заботится.
– Я тут один, дядя Генри. – Назвав этого представительного призрака дядей, Оливер почувствовал себя не таким одиноким в большом мире. – У меня есть дальняя родня, дядя с тётей, но они уехали, и слуги тоже. Кроме меня в замке никого нет.
Тётя Мод не верила своим ушам.
– Хочешь сказать, ты один-одинёшенек в этом громадном замке?
