Но помощь колдунье была не нужна: она вытянулась в струну, выбросила вверх руку и послала в сторону разноцветного вихря заклинание «замри». Увы, она и удивиться не успела, как её заклинание было отражено. Заклинание вернулось назад и обратилось против неё же самой и жениха, державшего её за руку – в один момент они превратились в памятник посреди Большой Поляны.
А цветной вихрь надвигался, заполоняя собой небо, и небеса заполыхали, засияли, переливаясь, а вскоре среди сияния возник дворец с золотыми куполами. Медленно открылись сверкающие бриллиантами ворота, и из парадных дверей дворца почти до самой земли упала золотая лестница.
Существа затаили дыхание.
По лестнице, на несколько ступеней вниз, не торопясь сошёл золотистый злыдень огромного роста. Это был Офталамус – Президент Чёрных Холмов.
– Кто здесь применил запрещённую чёрную магию? – прогремел могущественный злыдень, и от клокотания его голоса кровь леденела в жилах.
Глава 26. Памятник злодейству
Все существа до единого боялись Президента Чёрных Холмов, порой они даже пугали им друг друга – дескать, прилетит Офталамус в своём золотом дворце и заберёт тебя на Холмы за плохие поступки. Но далеко не каждому выпадала удача встретиться с Офталамусом лицом к лицу хоть раз в жизни.
– Кто здесь применил запрещённую магию? – прогремел Офталамус. – Это ты, Мобиус? Я так и знал! Тот, кто применил магию на убийство один раз, непременно применит её снова. Впервые ты совершил преступление в Башне-На-Круче, но тогда тебе удалось улизнуть от правосудия. Сегодня ты опять нарушил кодекс злыдней и наконец-то понесёшь заслуженное наказание.
Мобиус снял шапку-невидимку и воззрился на Президента. Конечно, у него было что возразить, но от растерянности слова застряли в горле. И тогда на помощь Мобиусу пришла бяка Аля – она подбежала к министру магии, выставила вперёд лапу, завертела хвостом и храбро заявила:
– Это не он колдовал, а Верховная! Вот она, полюбуйтесь! – бяка указала на пень, где застыла Верховная со своим женихом. – Заклятие обернулось против неё самой и её помощника.
– Это она! – хором подхватили бяки. – Она собиралась завоевать Чёрные Холмы, а потом весь мир.
– Она и в Башне-На-Круче колдовала, – сказала Аля. – А Мобиус лишь хотел выманить у неё колдовскую книгу Тридесятого Царства. Если он и помог колдунье, то самую чуточку и только ради науки.
– Ух, он нас защищал, а она его чуть не убила, – заухал Вилли, возмущённый чудовищной несправедливостью.
Офталамус спустился на ступень ниже по золотой лестнице и подался вперёд, чтобы лучше слышать голоса существ.
– Колдовская книга Тридесятого Царства? – переспросил он. – Тебе удалось заполучить её, Мобиус?
– Да, я нашёл её в пещере и перепрятал в надёжное место, – с гордостью ответил министр магии.
– Что ж… – пожалуй, ты неплохо поработал, а я ошибался относительно тебя, – сказал Президент. – Жду тебя завтра в девять утра в летающем городе, в тронном зале золотого дворца. Нам необходимо во всём разобраться.
– А что делать с ними? – Мобиус показал на Верховную и Старого Пня. – Не хотелось бы оставлять посреди Бякандии этот некрасивый памятник злодейству.
Офталамус устремил взор на жениха с невестой, и его зрачки зажглись пурпурным огнём. Существа ахнули, когда заметили, что Верховная зашевелилась. Ожив, колдунья вела себя поначалу кротко: смотрела на Офталамуса как кролик на удава. Старый Пень тоже встрепенулся и сразу же встал между Верховной и Офталамусом, загораживая её от опасности.
– По законам Чёрных Холмов существо, применившее запрещённую магию на убийство, отправляется на теневую сторону Холмов, на озеро Бримхрюмтрындрынклумов, чтобы пройти там курс исправления, – сказал Офталамус. – Злыдни любят порыбачить. По утрам, сидя в тумане на берегу озера, они ловят в мутной воде бримхрюмтрындрынклумов, а узники сидят рядом и насаживают им чугунных червяков на волосяные лески. Срок заключения – пять тысяч земных лет, но если волосяная леска вдруг порвётся, наказание продлевается ещё на год. Сказать по правде, возвращаются немногие.
Верховная, глядя на Офталамуса, молчала и хлопала тяжёлыми веками, не в силах осознать происходящее.
– О, Безответная, я отправлюсь с тобой вместе. О, как я рад! Я так счастлив, что на мне распускаются листья! – заскрипел Старый Пень.
– Чему ты радуешься, старый дурень? – опомнилась колдунья.
– Я безмерно рад этой вечной ссылке в заоблачную страну, потому что только теперь я смогу быть рядом с тобой каждую минуту.
Верховная усмехнулась.
– Полюбуйтесь, мой рабский суп всё-таки действует. Старый Пень и съел-то всего поварёшку, да и суп был недоварен, а каков результат! Он предан мне безгранично. Один лишь Мобиус виноват в том, что мой план провалился. Но знайте: когда-нибудь я ещё стану царицей мира.
– Вилли, но ведь Старый Пень и раньше был предан Верховной безгранично, даже в прошлом году, помнишь? – с сомнением прошептала Аля. – Выходит, она уже давно кормит его рабским супом?
– Ух, почему бы и нет? – отозвался Вилли. – Но потом хорошенько подумал и пробубнил:
– Суп тут ни при чём. Тут замешана любовь. Я думаю, он и без супа всегда её любил.
Бяка хотела возразить, что любить злую колдунью совершенно не за что, но вдруг золотые ворота распахнулись настежь, и неведомая сила стала затягивать Верховную и Старого Пня внутрь. Вскоре парочка исчезла в глубине дворца.
– Что ж, мне пора улетать, – сказал Офталамус. – Приятно было повидать вас всех, давненько не бывал я в Бякандии. – Злыдень поднялся по золотой лестнице, а затем… исчез вместе с дворцом. Исчезли и ворота и купола, – всё видимое мигом растворилось в воздухе, словно на дворец набросили безразмерную шапку-невидимку.
– Эй, вы что тут застыли как громом поражённые? – раздался жизнерадостный писк за спиной Али.
Аля оглянулась. День сюрпризов, да и только!
Вот что увидела бяка: прямо к ней на всех парах мчался волшебный самоезд, за рулём которого находился Мишель. Рядом с ним сидел Вик Зельдин, а на заднем сиденье фефёлы – Тамара и Тереза.
– Кого тут спасти? Что наколдовать? Существа, я излечился от тридесятой грусти! Я заразился, когда сунул голову в Тридесятое Царство – хотел посмотреть, нет ли там Лешего. Но теперь я снова с вами, и вам нечего больше бояться! – бойко пищал Мишель.
– Ух, с этого мышонка как с гуся вода, – Вилли широко заулыбался.
