70 000 солдат, чехов по происхождению, в результате октябрьских событий оказались заброшенными в Сибирь. Чехия и Словакия были в то время частями Австро-Венгерской империи, и большинство солдат сражались против русских на стороне австрийцев. По правде говоря, делали они это неохотно и после революции быстро перешли на сторону русской армии, и в июле 1917 года они успешно сражались на стороне Временного правительства Керенского при Зборове, на Украине, воюя с бывшими хозяевами, чем способствовали поднятию самосознания чешского народа и началу борьбы за независимость Чехословакии.
Однако, когда большевики подписали мирный договор с Германией, чехи оказались в трудном положении. Они не хотели мира с немцами и потому заявили о своей преданности Антанте — французам, которые продолжали сражаться на Западном фронте. После этого чешские части стали называться легионами, в честь знаменитого французского Иностранного легиона
[134]. Хотя Сталин, тогда носивший звание народного комиссара по делам национальностей, предлагал обеспечить им беспрепятственное возвращение на Запад
[135], чехи по вполне понятным причинам боялись попасть в лапы немцам. Те казнили бы их как предателей, поскольку все они в свое время дезертировали из австро-венгерской армии, сражавшейся по одну сторону фронта с немецкой
[136]. Единственной безопасной возможностью вернуться домой было проделать долгий кружной путь, добравшись на поезде до Владивостока, а оттуда на пароходе морем через полмира. Им удалось договориться с советскими властями о предоставлении такой возможности. Но постепенно доверие между чехами и большевиками было нарушено, и, как предполагает Орландо Файджес, автор эпической истории о русской революции и ее последствиях: «Если бы обе стороны соблюдали достигнутые договоренности, Гражданская война могла бы развиваться совсем по иному сценарию)
.
С учетом плохого состояния интенсивно используемой железной дороги было совершенно очевидно, что транспортировка чешских частей займет несколько недель, но, когда первые эшелоны с чешскими легионерами были уже на середине пути к Владивостоку, возникла заминка, вызванная инцидентом, произошедшим 17 мая 1918 года в Челябинске. Чешский эшелон прибыл на станцию одновременно с эшелоном бывших пленных венгров, которые возвращались домой по более короткому западному маршруту. Хотя обе страны являлись частью Австро-Венгерской империи, их народы всегда враждовали, как это часто случается между соседями. Все шло довольно гладко и ограничивалось добродушным подшучиванием с обеих сторон до тех пор, пока поезд с венграми не тронулся. Кто-то швырнул крупный обломок чугунной печки в группу чешских солдат — один из них упал на землю, из раны на голове хлынула кровь
[137]. Чехи бросились вдогонку за медленно идущим поездом, заставили машиниста остановиться и, силой заставив венгров выдать виновного, казнили его.
После этого эшелон с венграми смог отправиться дальше, но дело на этом не кончилось: теперь, как в детской песочнице, поссорились русские с чехами, и это привело к трем годам кровопролитного конфликта, который мог в корне изменить результаты как Гражданской войны, так и Октябрьской революции. Местные представители советской власти прибыли на станцию в сопровождении отряда бойцов Красной армии, которые немедленно арестовали несколько легионеров и отправили их в городскую тюрьму. Делегация, в состав которой вошли офицер и несколько солдат, отправилась узнать о судьбе товарищей и тоже оказалась брошенной за решетку. Чехи, не дождавшись своих, послали в Челябинск два батальона, которые удерживали город до тех пор, пока пленники не были освобождены. Чехи пополнили запасы оружия и боеприпасов и отступили.
На этом бы все и закончилось, если бы не гордость и высокомерие большевиков. Красные пришли в ярость, Лев Троцкий, главнокомандующий Красной армией, который всегда отличался воинственностью, отдал приказ, согласно которому все чешские части, следующие по Транссибирской дороге, должны были быть задержаны, а чешские легионы расформированы и направлены в части Красной армии. Любой чешский солдат, у которого будет найдено оружие, подлежал расстрелу. Это была классическая ошибка начинающего военачальника — отдавать приказы, которые невозможно выполнить. Хотя большевикам удалось захватить города, располагавшиеся вдоль Транссиба (за исключением Владивостока), их власть была слабой, поскольку контролировать такой огромный регион, как Сибирь, вообще непросто, а Красная армия на том этапе представляла собой плохо обученное и недисциплинированное ополчение, состоявшее преимущественно из местных рабочих, сочувствующих идеям большевиков. В любом случае, сельская Сибирь, в которой не было ни крепостных, ни надменных дворян-помещиков, была неподходящей почвой для революционной горячки. Слабые Советы — местные коммунистические комитеты, осуществлявшие власть в городах, — не могли противостоять намного лучше организованным чехам, которые стремительно рассредоточились вдоль всего Транссиба и, захватив телеграф, имели возможность поддерживать связь между станциями. На импровизированном бронепоезде они разъезжали по линии, с непревзойденной легкостью выбивая большевиков из захваченных ими городов. Когда Ленин в свою очередь в июле 1918 года отправил против чехов бронепоезд, который тянул знаменитый бронированный паровоз «Заамурец», они быстро захватили его и использовали для патрулирования и защиты линии. В течение считанных недель после инцидента в Челябинске чешские легионеры, сражавшиеся вместе с отрядами белых, которые внезапно обрели в них сильных союзников, сломили сопротивление большевиков на всем протяжении Западного участка Транссиба и на большей части территории Западной Сибири.
Как выразился один из историков интервенции, захват чехами Транссиба вызвал «фурор во всем мире:»
, и союзники усилили давление на президента Рузвельта, убеждая его, наконец, отдать приказ начать вторжение, поскольку летом 1918 года ситуация на полях сражений Первой мировой резко ухудшилась. В результате начатого в марте весеннего наступления немцы прорвали Западный фронт, пробив первую начиная с 1914 года, значительную брешь в обороне Антанты, и потому повторное открытие фронта на Востоке с целью компенсировать крах русского сопротивления казалось союзникам заманчивой перспективой. По выражению автора одной из книг, посвященных американской авантюре в Сибири, «по мнению Вильсона, восстановление русскими Восточного фронта, даже в более скромном масштабе, не только поднимет боевой дух союзников… но и заставит немцев удерживать на Востоке значительные силы, что вполне может повлиять на победу и поражение в войне»
. В этом к тому же не было особого риска, поскольку отправка на восток нескольких тысяч солдат никак не могла отразиться на миллионах, остававшихся на Западном фронте. Союзники надеялись, что успех чехов сможет стать частью более масштабного антибольшевистского движения на Украине, Кавказе и в Арктике, победа которого приведет к свержению большевиков и, как следствие, повторному вступлению России в войну с Германией. Над всем этим маячил, как его называл Питер Флеминг (брат создателя романов о Джеймсе Бонде, Яна Флеминга, и автор труда по истории интервенции), «неопределенный проект создания где-то в Южной России некоего бастиона или плацдарма, на который будут направляться или вокруг которого будут объединяться румынская армия, украинцы, выходцы из Закавказья и кто угодно, кого военные представители Верховного военного совета довольно оптимистично называли “нашими друзьями в России”»
.
