Путники попробовали разговорить Огородника.
– А вы тоже искали радугу? – спросил Приш.
– А чего ее искать? – удивился Огородник. – После дождя на небе завсегда бывает.
– Ну вы же дали стекла, – начал Приш, но Глеб толкнул его ногой.
Приш намек уловил и замолчал.
– А дальше по дороге что? – поинтересовался поэт.
Огородник задумался. По его лицу пробежала тень, он нахмурился, ушел в себя.
– Извините, вы нас слышите? – вмешалась Мёнгере.
Тот очнулся. Посмотрел на них, затем на остатки еды, точно вспоминая, что произошло.
– А-а, дальше-то, – наконец ответил он, – да ничего особенного: сущий пустяк и безделица.
И захихикал, мерзко-мерзко. Так, что расспрашивать расхотелось.
Вечером Приш долго ворочался: к хозяину дома доверия не было. Еще набросится с ножом, чтобы раздобыть свежего мяса. Или просто задушит. Приш собирался бдеть всю ночь. Но Огородник так раскатисто храпел, что Приш понял: ничего плохого хозяин не задумывает. А что с чудинкой, так от одиночества, любой заговариваться начнет. И вскоре Приш тоже вырубился.
Ему снилась огромная лента, состоящая из бредущих по дороге людей. Тысячи, миллионы людей. В пыли можно было разглядеть лишь их силуэты: большие и маленькие, толстые и худые. Ни одного звука: ни плача, ни смеха. Полная тишина. И безнадежность. Такая тоскливая, что Приш пробудился в дурном настроении.
Открыл глаза и едва не заорал: прямо над ним склонился Огородник. Тот широко улыбался и бормотал: «Мясцо, вкусное, много мясца». Приш едва удержался, чтобы не вскочить и не броситься наутек. Дрожащим голосом он ответил:
– Огородник, это я – Приш.
Тот возразил:
– Мясцо.
В его руке Приш разглядел нож. Во рту стало сухо. Сердце стукнуло в последний раз и замерло.
Хоть бы Глеб проснулся! А вдруг?.. Мысль оборвалась, не успев прозвучать.
– Я ваш гость, – произнес Приш. – Вы нас угощали овощами, а мы вам дали банки с тушенкой.
Взгляд хозяина немного прояснился.
– Да, – согласился он. – Поделились. Хорошие гости. Не мясцо.
Огородник зевнул и отправился в постель. Всю оставшуюся ночь Приш следил за ним, но больше ничего не произошло.
На завтрак хозяин сварил кашу из запасов путников. К ней он остался равнодушен, а то Приш опасался, что снова придется делиться. Он не был жадным, просто, когда не знаешь, сможешь ли пополнить запасы съестного, становишься экономным. Огородник припас подарки – по одному для каждого. Это были венки из высохших ржи и васильков. Хозяин торжественно надел их на путников.
– Не снимайте, – улыбнулся он. – Они очень красивые. Это вам не пустяк какой-нибудь!
Солома кололась, из-за нее чесалась голова. Но Приш решил вытерпеть. Всё равно немного осталось. Они на скорую руку перекусили и тронулись в путь. Приш сразу же стянул венок, но выбрасывать почему-то не стал, запихнул в мешок. Вскоре их догнал Хухэ и возглавил компанию. От полей поднимался пар, и всё казалось сказочным. Даже рассказ Приша о ночном происшествии настроение не испортил. А через час туман рассеялся, и путники обнаружили, что дорогу пересекает огромное нечто.
Глава девятнадцатая. Сущий пустяк
Мир будто обрубили. Вот поле, узкая тропка через него, небо, солнце, а вот – серое бесформенное облако. Раскинуло свои щупальца во все стороны. И за ним ничего. Ни сверху, ни снизу. Расползлось во весь горизонт.
– Нам сюда?! – Приш спросил и устыдился: слишком уж глупо прозвучало. И трусливо.
Все посмотрели на Хухэ: фенек жался к ногам, не решаясь идти дальше.
– От него толку мало, говорить не умеет, – Глеб махнул рукой. – Может, стекла попробуем? Заодно проверим, что нам подсунул Огородник.
Они достали осколки и приложили к глазам. Ни на севере, ни на западе и востоке небо не окрасилось разноцветными полосками, лишь прямо перед ними промелькнула яркая вспышка.
– Черт! – выругался Глеб. – Значит, нам точно туда. Зато стекла настоящие. Хоть что-то хорошее.
Мёнгере потрогала воздух перед собой.
– Странно. Словно там пустота, которая сожрала всё остальное.
– Точно! – Приша осенило: – Старик же и говорил про пустяк, – он пояснил остальным: – Пустяк – пустота. Игра слов такая.
– Это сотворил старый бог, – добавила Мёнгере. – Когда пытался уничтожить своих детей.
Приш и Глеб обменялись непонимающими взглядами. Эту легенду они не слышали.
Мёнгере никак не решалась:
– Наверное, в другой раз.
– Нет, расскажи сейчас, – попросил Приш.
Ему хотелось отсрочить поход в серое нечто, пусть даже на несколько минут. Да и «потом» может не наступить. И девушка начала повествование:
Время долго правило вселенной. Наконец ему стало скучно. И сотворило оно небо и светила на нем. Когда воцарились на небосводе Луна и Солнце, на земле появился свет. Стали расти цветы и деревья, плодиться рыбы и звери, ведь свет – это жизнь. А еще зародились люди. Начали строить жилища, возводить храмы и дворцы. И не понравилось это Времени. Ведь каждый человек проживал одну жизнь, а творенья его рук – многие. Веками служили они людям, а потом долго существовала память о чудесах света. Люди словно бросили вызов самому времени.
Сначала бог пытался стереть их с лица земли. Обрушивал с небес огненные камни, тряс землю, насылал мор. Но вновь и вновь жалкие смертные возрождались и отстраивали дома и священные здания, создавали скульптуры, писали картины. И тогда разозлилось Время и надумало уничтожить весь мир, стереть, точно неудавшийся набросок.
И породило Время огромную змею, Уроборос. Раз – и проглотила змея Солнце, два – проглотила Луну. Наступили на земле ночь и холод, стало гибнуть всё живое. А змея не успокаивалась, пожрала небо и звезды, к людям подбиралась. Только Солнцу и Луне гибнуть совсем не хотелось. Стали они разгораться в животе змеи, да так сильно, что кожа чудовища не выдержала и лопнула. Снова засияли на небе звезды, а Луна и Солнце заняли свои места.
А на том месте, где полз Уроборос, возникла пустота, и не было в ней никого живого и мертвого. А что Время? Да ничего, успокоилось. Знает, что и у долговечных пирамид есть отпущенный век. И когда-нибудь Время поглотит и их.
– Мда… – протянул Глеб, – обнадеживающая история. Интересно, мы-то сами не исчезнем, если войдем внутрь?
Приш не знал, Мёнгере тоже. И похоже, других вариантов нет.
– Хухэ, не ходи с нами, – обратилась к фенеку Мёнгере. – Это не твой поход. Тебе вообще надо было остаться в пустыне.
Лисичка возмущенно тявкнула.
