В Семеново-Изобильное добрались на рассвете.
Автомобили с погашенными фарами один за другим въехали на пятачок перед зданием сельского музея. Цыбулин, утомлённый быстрой многочасовой ездой, распахнул дверь и шагнул на утрамбованную грунтовку.
— Ох, сейчас бы баньку!
Он потянулся с хрустом, потер усталое лицо.
Из второго автомобиля высыпали еще четверо: тихие, собранные, в движениях экономные и аккуратные. Такими людей часто делает тюрьма или война.
Семенов оставался сидеть в машине. Странное чувство сковало, тугими сыромятными ремнями перехватило всё тело. Прямо перед ним, за покосившимся забором, возвышалось то самое дерево, на котором его в девятнадцатом повесили белые. Дуб разросся, раскинул богатырскую крону. В предрассветном голубоватом мареве он казался замысловатой трещиной, расползающейся по краю неба. Вспомнилось солнце, просвечивающее сквозь петлю, крики слетевшихся ворон…
— Что вы, товарищ комэск? — к окну наклонился Цыбулин. — Устали? Или нездоровится?
— Всё нормально, — ответил, преодолевая наваждение, комэск и, открыв дверь, вышел в прозрачные сумерки. Когда-то в таких сумерках они разгромили бандитов в хуторе Волчий.
— Пойдем, пройдемся! — комэск двинулся по улочке, тянущейся вдоль села.
Цыбулин двинулся рядом, следом — два казака. Двое остались у машин.
Комэск разглядывал дворы. Это было несложно: высоких кирпичных заборов, как в том закрытом подмосковном поселке, здесь не было и в помине. Сквозь хлипкие сквозистые ограды — сетчатую рабицу или штакетник, а кое-где и округлые растрескавшиеся колья — весь нехитрый дворовый быт просматривался насквозь. И если бы не попадались тут и там всевозможные новинки: резиновая лодка, мопед, прикованные зачем-то хозяевами в собственных дворах к торчащим из стен кольцам, электрическая пилорама в распахнутом настежь сарае, — если бы не это да свисающие со столбов электрические провода, Семенов легко мог бы представить, что вернулся в одна тысяча девятьсот девятнадцатый год. В некоторых домах уже проснулись хозяева. В окнах отодвигали занавески, мелькали белые лица. На щербатом каменном крыльце курил, в сапогах, в тулупе поверх трусов и майки, сухощавый мужичок. Напротив баба разбрасывала широкими жестами корм в огороженном какими-то ржавыми железяками закутке — но на кормёжку не сбегались, оголтело кудахча и молотя крыльями, проголодавшиеся за ночь птицы, а сходились как-то вяло, словно через силу, несколько мелких кур и утка.
— Здравствуйте, — говорил комэск.
Ему отвечали не всегда. Занавески задергивались, отводились взгляды. Мужичок с сигареткой даже сплюнул себе под ноги вместо ответа — видимо, приняв гостей за залетное начальство.
Комэск и казаки завернули за угол бревенчатой, совершенно нежилой на вид избы с серыми от налипшей пыли окнами, и оказались перед колодцем. Молодая женщина, одетая в бесформенный брезентовый плащ, туго перехваченный в поясе, пристраивала коромысло к ведрам. Зацепила крючками ручки ведер, подхватила, пристроила на плечо.
— Здравствуй, красавица. Помочь тебе? — бросил комэск, удивляясь самому себе — откуда это развеселое старорежимное обращение?
Женщина остановилась, внимательно рассмотрела каждого из четверых незнакомых мужчин. Еще раз, отдельно — комэска. Никакой эмоции не промелькнуло во взгляде, брошенном на его шашку, на маузер. Как будто она не находила ничего удивительного и любопытного в том, что по селу идет человек с шашкой и маузером на боку. Ну, идет себе и идет.
— Да ничего, — ответила женщина каким-то навсегда усталым, поблекшим голосом. — Мне вот сюда, — она кивнула на угловую избу, которая показалась комэску заброшенной.
Семенов еще раз оглядел унылое жилище.
— Здесь и живете? — спросил он.
Женщина опустила ведра на землю.
— А что? — ответила с вызовом.
— Да так, — сказал комэск и опустил голову. — Поинтересовался.
— Поинтересовался, — с ещё большим вызовом продолжила женщина. — Интересующийся какой.
Цыбулин собирался вступить в разговор, но комэск его остановил.
— Да я не хотел обидеть-то, — сказал Семенов. — Просто… бои здесь шли в Гражданскую лютые. Много народу полегло. Ну, и я… То есть, я… не ожидал, что здесь все так…
— Как? — напирала женщина.
— Да… так же почти, как тогда… та же нищета… Вот только электричество.
— А вы сами-то кто будете? — спросила она. — На начальство как-то не похожи.
— Воевал я тут, в ваших краях, — честно признался комэск.
— Ну-ну, — она качнула иронично головой. — Нам тоже тут время от времени повоевать охота.
Женщина потянула коромысло вверх, подсела под него, подхватила на плечо.
— Электричество, да, — бросила она, двинувшись к дому. — Разве что. Ни воды тебе, ни газа. Так завтраками и закормили…
Она толкнула калитку и, зайдя во двор, ловко затворила её за собой, толкнув ногой и не расплескав при этом ни капли из покачивающихся вёдер.
— Кто там, Надя? — послышался скрипучий старческий голос в приоткрытое окно.
— Да так, залетные, — ответила женщина. — Сейчас воду согрею, помою тебя.
Комэск обернулся к Цыбулину.
«Как же так?» — будто спрашивал его растерянный взгляд.
Цыбулин смущенно крякнул.
— Да что уж тут говорить, — махнул рукой Семенов и, резко развернувшись на каблуках, пошел обратно к машинам.
Уже совсем рассвело — по деревенским часам время кипучей работы, прежде всего кормежки и дойки скота, утренней уборки в коровниках. Но Семеново-Изобильное все еще просыпалось — как бы нехотя, как бы раздумывая, стоит ли. Молчал и скот — привычный, видимо, к такому распорядку.
Перед казаками, оставшимися у машин, стоял, характерно покачиваясь, местный мужичок в драном, не по росту, пиджаке, и что-то вдохновенно рассказывал. Заметив приближающегося комэска, один из казаков сунул что-то мужичку в руку и, похлопав по плечу, подтолкнул в сторону — иди, мол. Тот принялся кланяться, мотать благодарно головой. Так, мотая головой, и отправился в своё шаткое путешествие вдоль забора.
Когда комэск и Цыбулин подошли ближе, один из казаков сказал:
— Вон там, на повороте большака за моим правым плечом, — он не оборачивался и не делал никаких жестов. — Джип. Думаю, за нами смотрят.
Цыбулин всмотрелся в том направлении.
— Ну, у тебя и зрение, Володька! Вижу там какой-то блик и все… Джип, говоришь?
— Точно, — ответил казак.
— Прям по пятам… Как это у них вышло? — досадливо спросил комэск.
— Может, через спутники. Или еще как.
— Ладно, — сказал Семенов. — Пусть смотрят. Нам стесняться нечего!
Он повернулся в сторону того самого дуба.
