– Может, мне тогда одному в Питер съездить? – предложил Дорошин, немного лукавя. Тащиться в Питер с Леночкой ему не хотелось ужасно. – У вас же каждые руки на счету. Елена Николаевна вам, наверное, здесь нужна.
– Ничего, мы справимся, – отрезала Склонская. – Девочка и так за троих работает. Совершенно безотказный человек, в отличие от некоторых других. – Голос ее звучал язвительно, и Дорошин решил, что она имеет в виду его Ксюшу. – В конце концов, вернуть похищенное – задача первейшей важности. Так что к Леночкиному отъезду все отнесутся с пониманием.
– Возможно, мы успеем все сделать за один день, а возможно, и нет, – предупредил Дорошин. – Ваша галерея в состоянии оплатить своей сотруднице ночь в гостинице?
– Ну, если это будет не «Англетер», – усмехнулась Склонская, – то, пожалуй, да. Мне кажется, что ночевать обязательно надо. Обидно побывать в предновогоднем Питере по принципу «галопом по Европам».
– Мы так-то по работе едем, – буркнул Дорошин, – не развлекаться. Если коллекционер захочет с нами разговаривать и назовет человека, у которого купил Фалька, то нам предстоит еще встреча, а может, и не одна. Если он только даст провести ревизию картины, но делиться информацией не станет, то больше нам там будет делать нечего. Если вашей Леночке так хочется и руководство не против, она может остаться хоть на неделю. Я же при таком раскладе в тот же день вернусь домой.
– Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав. – В голосе пожилой женщины сквозила насмешка, впрочем, добрая. – Витенька, мальчик мой, вы – взрослый адекватный человек, который сам вправе принимать решение – уезжать ему откуда-либо или оставаться. Не думаю, чтобы на вашу самостоятельность при этом выборе кто-то был склонен влиять. До встречи, Витенька. Я пошла выполнять ваше поручение.
Она положила трубку, и Виктор какое-то время молча слушал гудки в телефонной трубке, смутно чувствуя, что его только что обдурили, но не понимая, в чем именно. Все формальности с командировкой он утряс довольно быстро. Необходимость отправить вместе с ним сотрудника картинной галереи Елену Золотареву вопросов ни у кого тоже не вызвала, и спустя два часа Виктор даже купил на них обоих билеты. Поезд уходил завтра в районе пяти вечера, а прибыть в город на Неве они должны были на следующий день в районе девяти утра. Очень удобно, весь рабочий день впереди, можно многое успеть.
До конца дня он переделал все неотложные дела, которые накопились у него по другим направлениям работы. В последнее время он их не то чтобы позабросил, но относился без особого служебного рвения. Виктор знал за собой такую черту – увлекаясь чем-то одним, он отдавался этому, новому для него, делу со всем жаром, но как только первоначальный интерес угасал, превращая предпринимаемые действия в рутину, тух и сам Дорошин. Нет, он всегда доводил любое начатое дело до конца, работая скрупулезно и внимательно, не упуская из виду ни одной мелочи, но без души, по необходимости.
Сейчас все его мысли занимала пропажа картин из музея. Про это дело он думал, просыпаясь ночами, разгребая снег во дворе, глядя на огонь, бушующий в печи, заваривая свежую порцию душистого иван-чая. Все остальное он делал, претворяя в жизнь принцип «работа занимает все время, отведенное на нее». Вот и сегодня он механически разгребал завалы бумаг на столе, отвечал на телефонные звонки, писал отчеты, общался с коллегами, но мыслями был уже там, в Питере, выстраивая линию беседы с коллекционером, купившим краденого Фалька. Дорошин не сомневался, что Елена Золотарева опознает в картине полотно, похищенное из картинной галереи, и они оформят изъятие и вернут ценность на ее законное место. Но кто стоит за кражей шедевров? И удастся ли размотать весь клубок, который позволит вернуть все похищенное, или с Фальком им просто повезло, да и то благодаря умению Эдуарда Киреева работать?
До завтрашнего отъезда он должен был еще встретиться с Аленой Богдановой, неожиданно заделавшейся модницей, щеголяющей в дорогих одежках. На ней он, недолго думая, опробовал ту схему, которую не удалось воплотить в жизнь с Золотаревой – вызвал ее повесткой к себе в отдел, чтобы нагнать положенной жути, заставив быть откровеннее. Расчет оказался точным. Девушка вошла к нему в кабинет с напряженным личиком, выдававшим страх. Интересно, неужто ей и впрямь есть чего бояться…
– Здравствуйте, Алена, – задушевно сказал Дорошин, играя в извечную полицейскую игру. – Располагайтесь. Давайте я приму у вас вашу шубку, у меня в кабинете довольно тепло.
В ответ на его предложение младший научный сотрудник отдела хранения икон вцепилась в свои меха так крепко, как будто боялась, что их у нее отберут, и отчаянно замотала головой. Затравленно озираясь, она подошла к стоящему перед дорошинским столом стулу, все-таки скинула шубку, села на самый краешек и прижала пушистый ком к себе.
– Я ничего не знаю, – умоляющим тоном сказала она и заискивающе посмотрела на Дорошина, – честное слово, я рассказала уже все, что знала. И о пропаже картин, и о смерти Бориса Петровича. Он меня никогда ничем не шантажировал, честное слово.
– Смерть Грамазина находится в ведении других сотрудников, – скучным голосом сообщил Дорошин. – Я расследую лишь пропажу ценностей из хранилища вашего музея. И в этой связи у меня к вам один вопрос, Алена. Скажите, пожалуйста, вы наследство, часом, не получали?
– Что? Какое наследство? – В голосе девушки звучало недоумение. – Я ничего не получала, у меня, к счастью, все живы. Вы что, считаете, что Борис Петрович мог мне что-то завещать?
– Да ни при чем тут ваш Борис Петрович! Значит, запомним, что никакого наследства вы не получали. А клад, случаем, не находили?
– Вы что, издеваетесь надо мной? – догадалась вдруг Богданова. От возмущения лицо ее порозовело, она вздернула курносый носик и теперь смотрела на Дорошина чуть ли не с вызовом.
– Нет, ни в коем случае! Я просто размышляю. Вы работаете на малооплачиваемой должности и, насколько я знаю, других источников дохода не имеете. Учитесь в аспирантуре, живете с родителями. Наследства вы не получали и клад не находили. Однако при этом вы теперь ходите в дорогой норковой шубе, которая, судя по ее внешнему виду и ценам на розничном рынке, стоит не менее ста пятидесяти тысяч рублей. Конечно, я бы мог поверить, что вы копили на эту шубу все годы учебы в институте и работы в музее, а купили ее именно сейчас, после пропажи из запасников ценных произведений искусства, по чистой случайности. Мог бы, но не поверю, поскольку значительные изменения претерпел весь ваш гардероб. При нашей первой встрече вы были одеты более чем скромно, в полном соответствии с вашими доходами. А в тот момент, когда вы вели экскурсию во время моего последнего визита в галерею, да и сейчас тоже на вас надеты наряды из эксклюзивного бутика. Не думаю, что ошибусь, если предположу, что ваш сегодняшний костюм куплен в «Гардеробе» и стоит не менее тысячи долларов.
Я прав?
«Гардеробом» назывался магазин верхней одежды, в котором одевалась вся городская элита, если, конечно, не привозила себе шмотки из заграничных поездок. Жена Дорошина иногда заходила туда, бродила между вешалками с одеждой, но не могла себе позволить купить что-то даже на распродаже. Вещи со скидкой в семьдесят процентов стоили в «Гардеробе» в два раза дороже, чем в обычных магазинах.
