– А потом? – Дорошин смотрел на своего друга Эдика недоверчиво.
– А потом нужен хороший психолог, чтобы из присланных анкет отобрать нужную. К примеру, ты знаешь теперь всех сотрудников своей галереи. Если бы перед тобой лежали их анкеты, кого бы ты ни за что не стал бы втягивать в преступление?
– Нет чистоты эксперимента. Я их всех знаю лично. К примеру, Ксюше не нужны деньги, потому что она – жена богатого мужа. Калюжный мечтает отвоевать свободу от мамочки. Богданова нашла спонсора. Нет, если бы все было так просто, как ты говоришь, так я бы и убийцу и похитителя давно бы вычислил.
– Я не говорю, что это просто, не передергивай. Но ему не нужно было стопроцентное попадание. Ему нужно было из числа всех сотрудников отобрать двух, максимум трех человек, которым потом можно было сделать завуалированное предложение и плясать дальше уже от полученного ответа. Давай, я попробую. Я твоих «подопечных» лично не знаю, у меня глаз незамутненный.
– Давай, – безо всякого, впрочем, интереса согласился Дорошин. – Начинай, жги глаголом. Посмотрим, что у тебя получится.
– Итак. – Эдик достал из специального пластикового контейнера маленькие листочки бумаги и разложил их перед собой, вооружаясь фломастером. – Имеем Арину Романовну Морозову, директора галереи, двух ее заместителей Бориса Грамазина и Марию Склонскую. Старшего научного сотрудника Елену Золотареву и трех младших научных сотрудников Алену Богданову, Андрея Калюжного и Ксению Стеклову. Есть еще разнорабочий, уборщица и смотрительницы залов с гардеробщицами, но их я во внимание не принимаю.
– Почему? – спросил Дорошин. – Ладно гардеробщиц, они в фонды не ходят, но Газаев-то туда имеет прямой доступ. И, кстати, то, что его убили, лишний раз подчеркивает, что он замешан.
– Погоди, я же первое впечатление составляю. И еще никого не убили. Я по анкетам смотрю, и никакого Газаева там быть не может. Он изначально не может претендовать ни на какую заграничную командировку. Понимаешь?
– Согласен. – Дорошина внезапно начала увлекать затеянная Эдиком игра.
– Морозова. Старая дева без семьи и перспектив. Она не польстится на большие деньги, потому что просто не знает, что с ними можно делать. У нее устоявшаяся жизнь, которую она боится менять. Нет, она ни за что не пойдет на поводу у потенциального преступника. Но это только на первый взгляд. Она понимает, что впереди у нее нищенская старость, в которой не на кого опереться. А значит, вполне может решиться закончить свою карьеру таким громким аккордом, как кража.
Грамазин. Все то же самое, только с поправкой на пол. Но его я бы вычеркнул из своего потенциального списка. Мужчины менее решительны и более трусливы. Они не склонны к кардинальным переменам. Живущая одна долгие годы женщина готова на все, чтобы изменить свою жизнь. Одинокий мужчина будет цепляться за свой образ жизни до последнего. Он бы никуда не уехал от своих книг, своей захламленной квартиры и своих привычек. Нет, на него преступник ни за что бы не поставил.
По той же самой причине я бы вычеркнул и Калюжного. Тот шага не сделает без мамочкиного одобрения. Его внутренние метания и страдания у него на лице написаны, поэтому нет, кишка тонка решиться на что-то серьезное. Тут смелость нужна, решимость, характер, а у него нет никакого характера.
Золотарева. У нее глаза мятежницы. Но то, что человек она порядочный, видно невооруженным глазом. На преступление она не способна, хотя бы потому, что ни за что не стала бы расстраивать своего деда. В ней видна порода. Такие люди интеллигентны, воспитанны, и их невозможно толкнуть на подлость. Получи она подобное предложение, сразу бы о нем рассказала, еще и на чистую воду попыталась бы вывести. Нет, в ситуации с ней риск очень велик, и умный преступник на него бы не пошел.
Склонская. Тот же самый вариант, что и с Золотаревой, только в два раза старше. Профессорская жена, мать, бабушка, человек, у которого есть все необходимое и который не станет нарушать свои принципы ради денег, пусть даже очень больших. Так что, помимо Морозовой остаются только две нимфы – Стеклова и Богданова. Обе молодые, жадные до денег, с той только разницей, что одна уже успела распробовать их вкус, а вторая только мечтает о них, распаляя себя завистью к первой.
– У Ксюши есть деньги. Муж ей ни в чем не отказывает, – усмехнулся Дорошин и тут же осекся, вспомнив, как Ксюша рассказывала о том, что мечтает о доме в Италии, а ее муж не понимает, зачем он нужен.
– Запомни меня, мальчишка, лишних денег не бывает, – философски заметил Эдик и похлопал друга по плечу. – Тебе, конечно, застит глаза твоя влюбленность, но хочу тебе сказать, что эта твоя Ксюша – та еще штучка.
– Нет у меня никакой влюбленности, – пробормотал Дорошин. – И вообще мы расстались. Итак, из твоих рассуждений выходит, что неведомый нам преступник мог отправить письма с предложением о сотрудничестве Ксюше, Алене и Арине Романовне.
– Может быть, всем трем, может быть, кому-то двоим. Я бы выбрал старуху и одну из молодух. Обе сразу – это уже рискованно. С учетом, что Богданова начала искать себе богатого папика, подобного предложения она либо не получала, либо ответила на него отказом. Остаются двое. Не так уж и много.
– Не много, – согласился Дорошин, на душе у которого было муторно. Подозревать Ксюшу, пусть даже и чисто теоретически, ему было невмоготу. – Я бы все-таки не стал исключать Богданову. Операция «богатый папик» могла быть просто прикрытием.
– Да ради бога, – согласился Эдик. – Нужно повторить путь преступника. Во всех музеях, отобранных Двиницким, запросить информацию о сотрудниках и проделать все то, что только что сделал я. Если я прав, то запросы анкет приходили во все восемь галерей, а вот человек, готовый пойти на преступление, нашелся только в четырех. Оттуда и пропали картины. Так что начинай с оставшихся. Там у тебя не будет шанса спугнуть сообщника.
За пару дней Дорошин убедился, что Киреев, как всегда, оказался прав. Директора четырех картинных галерей, значившихся в списке Двиницкого, но не пострадавших от краж, сообщили, что около полутора лет назад действительно получали запрос от некоего фонда «Искусство жить», который обещал организовать выездные семинары с посещением ведущих мировых художественных сокровищниц и в связи с этим запрашивал полную информацию о сотрудниках для того, чтобы определить перечень участников программы. Анкеты, присланные представителем фонда, оказались большими и очень подробными. Помимо обычных сведений в них запрашивалась информация, позволяющая составить психологический профиль человека, но это никому не показалось странным. Все-таки речь шла о командировках за границу и связанных с этим больших деньгах, которые, как объяснял фонд, планирует потратить некий меценат, мечтающий поднять уровень искусствоведения в стране.
В одном из музеев даже сохранились анкеты, отосланные по электронной почте фонда, и их любезно предоставили Дорошину для ознакомления. Еще в одном директор не стала мучиться со сбором информации, решив, что ее сотрудники благополучно перебьются без заграничных командировок. Ни в одном из случаев после отправки заполненных анкет не последовало обратной связи. Ни в какие заграничные командировки никто приглашен не был. Директора галерей решили, что меценат отказался от финансирования столь затратного проекта, и об отправленных анкетах забыли.
