– Однако учитывая тот факт, что сама я в отличие от моего клиента принимаю во внимание все без исключения обстоятельства дела, в том числе и смягчающие, я, при определенных условиях, могу не передавать ему найденные мной дополнительные улики и сказать, что расследование подтвердило официальную версию о несчастном случае.
– При каких условиях? – еле выдавил из себя Гена, у которого сразу пересохло во рту.
– Думаю, ты и сам понимаешь, что, зная, какой отвратительный поступок ты совершил, я не могу допустить, чтобы ты остался совсем безнаказанным. В то же время наказание, которое, как я догадываюсь, уже заранее назначил для тебя мой клиент, я считаю в данном случае неоправданно жестким. Поэтому я предлагаю тебе нечто вроде компромисса: я не сообщаю ему о тех новых фактах, которые мне удалось установить, а ты, в свою очередь, навсегда покидаешь Тарасов и никогда больше здесь не появляешься. Сейчас мой клиент находится в командировке, и раньше чем через неделю я не смогу с ним связаться. Если ты обе-щаешь мне в течение этой недели уехать из города, я со своей стороны могу гарантировать, что о твоей причастности к смерти Оксаны Ширяевой больше никто не узнает.
Насчет командировки я, конечно, слегка приврала, но надо же было мне дать ему время на сборы. Выгонять его из города в двадцать четыре часа было бы совсем уж негуманно.
Гена сидел, глядя в пространство, и, по всей видимости, мучительно раздумывал над принятием сложного решения.
Счастливец! Он никогда не видел Бобу, иначе не думал бы и двух секунд.
Наконец решение было принято, и Гена сообщил мне ответ:
– Хорошо, я уеду.
– Не позже, чем через неделю?
– Да. Олю я могу взять с собой?
– Разумеется, ты можешь взять с собой всех, кого посчитаешь нужным. Для меня важно, чтобы сам ты выполнил условия, которые я тебе поставила, а что касается остальных, это к делу уже не относится. Но тебя я буду контролировать, так что о том, что ты мне обещал, смотри не позабудь.
– Не позабуду. Что еще я должен сделать?
– Это все.
– Тогда я пойду?
– Да, конечно.
– До свидания.
Гена вышел из машины и медленно, все еще размышляя о чем-то, двинулся в сторону театра. Выражение его лица было недовольным и озабоченным, как будто я создала ему сложную и совершенно лишнюю проблему.
А я ему, между прочим, жизнь спасла. Рискуя, между прочим, своей. Вот она, людская благодарность!
Я уже хотела было ехать домой, но тут вспомнила еще об одной важной вещи. Переждав некоторое время, чтобы не столкнуться с Геной, я вернулась к черному ходу и поднялась в декораторский цех.
– Девчонки, совсем забыла, ботинки-то свои надо забрать, – сказала я в ответ на удивленные взгляды, которыми было встречено мое возвращение. – Зачем они тут у вас будут валяться? И без них разного мусора хватает.
Я зашла в маленькую комнатку и открыла шкаф. Вытащив свои растоптанные башмаки, которые стояли с краю, я потянулась к дальнему углу и, запустив руку под кучу старых тапок, извлекла оттуда ботинки Оксаны. Положив их в отдельный пакет, я еще раз попрощалась со своими, теперь уже бывшими коллегами, и окончательно покинула театр.
Оказавшись во дворе, я подошла к большому железному контейнеру для мусора и опустила в него пакет с ботинками Оксаны. Ну все. Вот теперь дело по-настоящему закончено.
Добравшись до своей машины, я завела двигатель и поехала домой.
* * *
А вечером случилось чудо. Мне позвонил Евгений Сергеевич и сообщил, что, узнав о том, что мое расследование только подтвердило официальную версию, Владимир Семенович сказал, что вместо того чтобы заниматься делом и отрабатывать его деньги, я только валяла дурака, и до того рассердился, что не захотел даже меня видеть. Лучшей новости Евгений Сергеевич не смог бы мне сообщить, даже если бы специально старался.
– И что же теперь я должна делать? – спросила я у него совсем так же, как недавно спрашивал у меня Гена.
– Да ничего, – ответил Евгений Сергеевич. – Если расследование закончено, то нам с вами, скорее всего, следует просто попрощаться.
Евгений Сергеевич снова обрел былую солидность и говорил уже намного спокойнее, чем накануне. По всей видимости, буря миновала, и все обошлось без человеческих жертв и членовредительства. А я-то… Кирю нагрузила, опергруппу для себя затребовала. Вот и не верь после этого в чудеса. Придется теперь звонить ему, отменять все. Опять ругаться будет. Боже, какое счастье!
– Что ж, тогда до свидания, – сказала я, испытывая огромное облегчение.
– До свидания, – произнес Евгений Сергеевич и положил трубку.
Эпилог
– Нет, нету у нас такого.
– Вы точно знаете? Геннадий. Геннадий Смирнов.
– Да говорю вам, девушка, не работает здесь такой.
– Странно, а мне сказали…
– Правильно сказали. Работал раньше. Был у нас такой монтировщик, но теперь нету. Нету! Неделю назад уволился и, говорят, даже уехал куда-то. И сам уехал, и художницу нашу с собой увез. Вот так. Так что не ходите тут и не спрашивайте.
– Ладно, тогда извините.
Моя закадычная подружка Светка-парикмахерша отошла от двери черного хода нашего городского детского театра и, пройдя переулок, оказалась на одной из центральных улиц города, где ее поджидала я.
– Ну как?
– Да нет там никакого Смирнова, с чего ты вообще взяла, что он должен там работать?
– Что сказали-то?
– Сказали, что уволился давно и даже уехал куда-то.
– Когда давно?
– Да с неделю уже. Кто это такой вообще и на что он тебе сдался?
– Потом как-нибудь расскажу.
Чтобы сменить тему, я напомнила своей подруге, что сейчас у нее обеденный перерыв и нужно провести это время с максимальной пользой. Она, конечно же, согласилась, и мы отправились в одно маленькое кафе, где готовили прекрасный кофе и подавали очень вкусные пирожные.
Так и закончилось это странное дело, где расследование заказал преступник, вдруг выступивший в роли вершителя правосудия, а проведением расследования занимался частный детектив, неожиданно выступивший в роли художника-декоратора. Замучившая всех своими нехорошими поступками Оксана Ширяева в этом деле оказалась потерпевшей, а пострадавшие от ее действий Оля и Гена чуть было не выступили в роли главных злодеев.
Да, прав был классик: жизнь – театр, а люди в нем – актеры.
