Мы вышли из маленькой комнатки.
– Оля, мы к директору, – обратилась Наталья к Оле, которая колдовала над полотном, лежащим на полу.
Спустившись по лестнице, мы миновали Петровича и стали спускаться дальше. В самом низу, откуда уже не вели никакие лестницы, оказался длинный коридор с множеством дверей, за которыми располагались гримерные.
Мы долго шли по коридору, снова поднимались и спускались по лестницам, а мимо нас то и дело шмыгали туда-сюда дамы в костюмах восемнадцатого века, загадочные личности в широкополых шляпах и миниатюрные тетеньки, одетые мальчиками.
Наконец мы оказались в кабинете директора.
С формальностями все обошлось благополучно, и хотя я немного опасалась, что без опыта и специального образования директор не захочет меня брать, но он претензий не предъявлял.
– Зарплата у нас… небольшая, – как-то загадочно произнес он. – Но, возможно, потом, со временем…
Я поняла, что он имеет в виду, только когда узнала, какая именно небольшая зарплата меня ожидает. «И за эти деньги люди соглашаются работать?!» – так и хотелось мне заорать изо всех сил. Но памятуя о том, что я-то, собственно, работаю не за эти деньги, орать изо всех сил я не стала, а тихо и скромно заметила:
– Да, зарплата действительно небольшая.
Однако этот инцидент существенно уменьшил мои комплексы относительно некомпетентности в художественном деле. За такую зарплату даже я вполне сносный специалист.
Снова пройдя длинный коридор и бесконечные лестницы, мы с Натальей вернулись в декораторский цех, где теперь, кроме Оли, находилась еще одна девушка, совсем молоденькая.
– Алена, познакомься, это Татьяна. Новенькая. Будет работать с нами.
– Здгаствуйте, – сказала Алена, повернув ко мне сияющее счастьем лицо.
Признаюсь, меня немного удивила такая реакция на мое появление, ведь она видела меня в первый раз. Что же могло ее так обрадовать? Однако через минуту девушка обратилась к Наталье и с таким же счастливым выражением сообщила ей:
– Наталья Виктоговна, в буфете булочки пгодают. Свежие! Пгинести вам?
Похоже, выражение счастья и радости было естественной реакцией Алены на все жизненные проявления. О, счастливое детство, где ты?
– Что ж, сбегай, принеси, – ответила Наталья, взглянув на часы. – Уже и обедать пора. Да и для Тани тоже купи, не забудь.
– Нет, нет, что вы, мне не нужно.
– Ничего, посидите с нами, чайку попьете. Получше познакомимся. Нам ведь теперь вместе работать. Сегодня я вас задерживать не буду, а завтра приходите к девяти утра. Попрошу не опаздывать.
– О да, да, конечно. Спасибо, что взяли меня, – произнесла я, с благодарностью взглянув в глаза Наталье.
– Ничего, ничего, поработаете. На эту зарплату ведь тоже не особенно идут.
– Да, зарплата, она… Наверное, из-за этого у вас и вакансия появилась?
Наталья нахмурилась, и выражение ее лица стало жестким и отчужденным.
– Нет, не из-за этого, – холодно проговорила она. – С девушкой, которая работала здесь до вас, произошел несчастный случай. Она упала в люк из плотницкого цеха, когда оттуда спускали декорации. И разбилась.
– Да что вы? Как жаль! А где он, этот плотницкий цех?
– Прямо над нами. Были открыты оба люка, и у них, и у нас, так что она упала оттуда прямо на сцену, ну и… Даже «Скорая» не успела приехать.
– Какой ужас!
– Здесь большая высота, будьте поосторожней. Когда люки открыты, близко к ним не подходите.
Прибежала из буфета Алена вся в улыбках и свежих булочках, и мы сели пить чай. В продолжение чаепития я старалась составить представление о женщинах, с которыми работала Оксана и с которыми теперь предстояло работать мне. Тянет ли какая-нибудь из них на подозреваемую?
Алену я исключила сразу. Не говоря уже о нежном возрасте, который совсем не вязался с таким страшным преступлением, как убийство, общий психологический портрет этой девушки исключал самую мысль о каких-либо подозрениях. Было совершенно очевидно, что никаких потаенных замыслов она не вынашивает, никаких обид ни на кого не держит, что вся она такая, как есть, вся тут, как на ладони, и что совесть ее совершенно чиста.
Но к Наталье и Ольге, несомненно, стоило присмотреться повнимательнее.
Наталья была доброжелательна и, кажется, не подвержена тем внезапным приступам раздражения, которые частенько бывают свойственны дамам-начальницам. Она держалась спокойно и естественно, иногда шутила, по ходу разговора делала для меня ознакомительные «сноски», поясняющие нюансы работы в театре, но тем не менее я ясно видела, что человек она закрытый и себе на уме.
Сложнее всего было составить мнение об Ольге. Она молча пила чай, почти не принимая участия в разговоре и никак себя не проявляя. Хотя и Наталья, и Алена обращались к ней свободно и непринужденно, тем не менее я ощущала между ними и Ольгой некое странное, едва заметное отчуждение.
Все это требовало разъяснения. Уже сейчас я предвидела, что независимо от того, прав или нет мой заказчик в своих подозрениях, в театре найдется работа не только для художника Татьяны Ивановой, но и для Татьяны Ивановой – частного сыщика.
Именно об этом размышляла я, возвращаясь домой.
Главная проблема, которая меня беспокоила с самого начала этого неприятного расследования, заключалась в том, что у меня не было ни малейшего представления о том, как именно произошло падение потерпевшей в этот злосчастный люк. Кто был в тот момент рядом? В каком положении находились все действующие лица? Кто находился ближе всех к Оксане и был ли он настолько близко, чтобы подтолкнуть ее к люку?
Эти вопросы требовали скорейшего разрешения, а с другой стороны, не могла же я так вот сразу приступать к расспросам, не проработав в коллективе и дня. Подобная прыть была бы совсем неуместной и сразу вызвала бы подозрения у моих новых коллег.
А подозрения мне были сейчас совершенно ни к чему. Наоборот, моя задача заключалась в том, чтобы как можно быстрее расположить к себе как можно большее количество народа. Ведь в настоящий момент я нахожусь на этапе сбора информации, а информацию мне могут дать только работники театра. Следовательно, я должна демонстрировать улыбчивость и доброжелательность, произвести на всех хорошее впечатление и завести как можно больше знакомств.
Что же до моего личного впечатления от театра, то пока театр ассоциировался только с бесконечными лестницами. Если для других театр начинается с вешалки, то для меня он определенно начался именно с лестницы.
«Интересное совпадение, – думала я. – Есть ведь такой театр… как его там… Ах да! Ла Скала. Театр на лестнице. Вот и у меня тоже получается что-то в этом роде».
Если бы в тот момент я могла предвидеть, какой театр вскоре разыграется на бесконечных лестничных пролетах, по которым мне пришлось сегодня спускаться и подниматься, я бы еще не один раз подумала, прежде чем браться за это дело.
