Сейчас Кавиан вновь был внутри ее, и она была гораздо меньше удивлена. Хотя это не прибавляло ей контроля. Он выжидающе смотрела на нее. На его губах блуждала легкая улыбка.
– Продолжай, – прошептал он, будто понимая, что она понятия не имеет, как быть дальше. – Пойми, что лучше для тебя, azizty. Я хочу знать.
Амая подумала, что это все очень непристойно. Кавиан прекрасно понимал ее, словно читая самые смелые мысли.
«Как было раньше, и будет всегда».
Но сейчас Амае было все равно. Она обняла его ногами. Сначала осторожно, затем, после одобрительного возгласа Кавиана, сильнее. Целое море ощущений открылось ей в медленных движениях. Она скользила пальцами по груди Кавиана, изучая твердые мышцы и идеально выточенный торс, касалась шрамов, говорящих о жизни воина. Она целовала его шею, дразнила плоские соски, слизывая соль с его кожи.
Она отдалялась и прижималась вновь, чувствуя в своем разгоряченном лоне его твердость. Снова, снова и снова, пока вновь не задрожала, покрываясь мурашками. Она взглянула на Кавиана, ощущая свое бессилие и неуверенность.
– Позволь мне, – сказал Кавиан, сипло и глухо, с довольными нотками.
Он наклонился к Амае, скользнул руками под ее бедра и вошел в нее.
На смену пламени свечи пришло обжигающее пустынное солнце. Он овладел ею так яростно и смело, что Амая лишь крепко обняла его и наслаждалась его властью.
Кавиан двигался именно так, как того хотелось Амае, оказываясь в самых чувствительных точках, и ей показалось, что он рассмеялся, почувствовав ее оргазм.
Но затем волны удовольствия накрыли и его, и в самый отчаянный миг наслаждения он выкрикнул ее имя.
Глава 7
Амаю не должно было удивлять наличие у Кавиана вполне определенного мнения по ряду вопросов, которое он в любое удобное время высказывал ей. В конце концов, он никогда и не притворялся.
Что она должна носить, как и с кем проводить время во дворце без него. Что есть и как часто гулять по обширным садам, как много кофе стоит пить и так далее. Ни малейшей детали не ускользало от его внимания. Не потому, что он старался ее контролировать, а потому, что, как он говорил ей, в образе королевы важны малейшие детали. Ее будут обсуждать толпы людей и тысячи таблоидов мира, поэтому всему нужно уделять внимание.
– Тебя не может все это на самом деле волновать, – немного сердито однажды заметила Амая.
Кавиан нашел ее в одном из цветущих розово-лиловыми цветами садов и прямо сказал, что ему не нравятся, когда волосы убраны в хвост. Ему нравится коса, перекинутая на одно плечо или распущенные волосы, развевающиеся за ее спиной.
Он стянул резинку с ее волос и положил в один из карманов.
– Не может?
– Тебе нужно управлять страной, Кавиан. – Амая нахмурилась и удивилась, откуда она черпает мужество открыто противостоять ему, когда внутри ее все дрожит. – Что я делаю с волосами – это меньшая из твоих забот, самая меньшая.
– Все, что касается тебя, важно, azizty. – Едва заметная улыбка тронула его губы, и словно пустынное солнце осветило их, жаркое и яркое, и Амая поняла, что готова сделать все, лишь бы увидеть эту улыбку снова. Эта мысль поразила ее. – Ничто не скроется от меня. Ты моя королева.
Кавиан обнял ее прямо здесь, в саду, и поцеловал. Спустя несколько мгновений Амая решила, что носить хвост и правда не обязательно.
Но потом, когда она сидела с группой советников, рассказывающих о том, что, по мнению Кавиана, важно знать королеве (дворцовые правила, социальная иерархия Даар-Талааса), она поняла, что всегда сдается напору мужа. Вся ее жизнь была чередой уступок, которые привели ее сюда. Всегда было проще подчиниться чьему-то мнению, чем вызвать суету.
– Ты не имеешь права за меня решать, – говорила она отцу несколько лет назад. Она хотела сделать перерыв в учебе, а отец ждал, что она получит степень. К тому же, как подозревала Амая, она должна была оставаться на одном месте, чтобы отцу было удобнее следить за ней. Звоня отцу из Парижа, она чувствовала себя очень храброй, вежливой, но твердой.
– Прошу прощения, – ответил старый шейх. Его голос звучал так важно, словно он объявил новый закон, который вступит в силу через час. – Я твой отец и твой король, Амая. Более того, я оплачиваю твои счета. Кто, если не я, имеет право распоряжаться твоей жизнью?
И Амая подчинилась. Она твердила себе, что это практичный выбор, что она сделала все, что могла.
«А может быть, я просто слабая, – снова повторила она себе. – Иначе бы я постояла за себя».
Но единственным, кому она открыто противостояла, стал Кавиан, от которого она сбежала сразу после свадебной церемонии. Как все спуталось с того момента, она понять не могла: ей по-прежнему хотелось противостоять ему, она боялась Кавиана и хотела его одновременно и таяла от любого его прикосновения. А хуже всего, что она не чувствовала в этом противоречия.
Все мужчины в ее жизни требовали повиновения не только от нее, но и от всего мира, и получали его, как ее отец например. Ее старший брат Рихад, ставший королем Бакри, был сделан из того же теста. Даже Омар, погибший в автомобильной катастрофе, пока Амая скрывалась, в свое время отказался жениться по расчету, и в общем-то жил по своим правилам, а не чужим.
И только Амая подчинялась чьей-то воле. Или только ей и нужно было подчиняться? Чем дольше она жила с властным Кавианом, тем сложнее ей было найти ответ.
– Ты не резиновая, – говорила ей Елизавета после похорон отца. – Что случается, когда ты не можешь прогнуться? Ты ломаешься!
Амае нестерпимо хотелось ответить: «Ты меня не сломала, мама. И никому не удастся это сделать». Но она промолчала. Потому что проще было опустить руки и подчиниться.
Амая аль-Бакри не сломалась. Планируя побег от Кавиана, но не осмеливаясь его осуществить, она четко понимала, как ее можно назвать. Трусиха.
Но не чувствовала себя слабой. Наоборот, она ощущала прилив мужества, каждый раз подчиняясь чувственным требованиям Кавиана. Во время любовных ласк ночами она была сосредоточена на его умелых прикосновениях. Разве она прогибалась в этот момент? Или она позволяла себе утонуть в головокружительном мире сумасшедшего желания, о существовании которого она и не подозревала?
Амая кивнула одновременно с визирем, который эмоционально рассказывал что-то на арабском, который она понимала все лучше и лучше.
Кавиан сметал все ее барьеры.
Всю жизнь она противостояла таким мужчинам, опасным, властным, подавляющим и весьма уверенным в себе в любом вопросе: от того, что они хотят на завтрак, до того, что, по их мнению, должна делать жена каждую секунду свободного времени.
Именно поэтому мать Амаи в свое время оставила отца. Она знала, тот не собирается смирять свою активность и за пределами гарема. Отца, конечно, оскорбило неприятие Елизаветы, и поэтому Амае пришлось провести большую часть жизнь в бегах. Она злилась на брата за приказ выйти замуж за Кавиана. Он никогда не понимал, насколько сложно связать свою жизнь с незнакомцем, когда сам женился таким образом дважды.
