Так выглядела бы любая деревушка в пустыне, которую на протяжении веков не касались изменения. Наслаждение простыми радостями жизни навсегда останется частью Кавиана. Нет дворца – нет интриг. Никаких политических каверз, союзов, страшных врагов и жутких условий, только жар пустынного солнца над головой, простор, тишина вокруг и шатер, называемый домом.
Конечно, Кавиан знал, что здесь это все не так.
– Что мы здесь делаем? – спросила Амая, когда они въехали в деревню, и Кавиану стало любопытно, что же она увидела.
Грязь, пыль, песок повсюду. Насыщенный густой запах стока, лошадей и верблюдов. Подозрительные взгляды людей, замечающих, что она не одна из них. Отсутствие дружелюбия.
Единственный оазис находился в пятнадцати минутах езды на север, тщательно охраняемый, и пользоваться им могли только жители этой деревни, но Амая этого не знала. Женщины, собравшиеся у огня в приготовлениях к ужину, наблюдали за гостями, но вставать и приветствовать их не стали. И Кавиан пытался представить, как все это воспринимает Амая. В отличие от нее он знал, что их кажущаяся бедность – такая же подделка, как и все остальное.
Ничто не является тем, кем кажется, и Кавиан часто приезжал сюда, чтобы запомнить это.
– Я проделал долгий путь ради беседы, – ответил он.
– Собираешься провести переговоры? – Не дожидаясь ответа, она продолжила: – Король вряд ли поедет куда-то сам, чтобы обсудить погоду.
Кавиан натянул поводья, отчего английский скакун заплясал на месте перед суровыми старшинами, низко кланяющимися Кавиану. Шейх кивнул и спрыгнул с коня, встав рядом с ним и положив руку Амае на ногу. Он поприветствовал людей, представил им Амаю как его невесту, и какое-то время они обменивались формальными приветствиями и предложениями гостеприимства.
Лишь когда лучший шатер, принадлежащий вождю, был, по обычаю, предложен и принят, Кавиан повернулся к Амае и снял ее с лошади.
– Это был незнакомый мне арабский, – сказала она на английском, который звучал гораздо слаще, чем был ее взгляд. – Я понимала пару слов из десяти.
Кавиан едва не рассмеялся в голос.
– Дай угадаю, какие именно.
– Ты принял девушку, которую тебе предложили? – спросила она, и Кавиан заметил холодный блеск в ее глазах. – Они, наверное, слышали, что ты распустил семнадцать наложниц ради одной. Ужасная национальная трагедия.
Кавиан мог бы успокоить Амаю, рассказать, что эта девочка, как и остальные, которых предлагали в отдаленных деревнях, еще ребенок. Он многих увозил во дворец, оставлял в гареме и давал им лучшую жизнь. Но далеко не со всеми он занимался сексом. Да, он никогда не был святым. Он мог сказать бы, что никогда бы не провел ночь с ребенком, тем более если бы старшины знали об этом.
– Они одобряют мой выбор невесты и предлагают нам место для ночлега, – ответил Кавиан. – Это, конечно, не дворец, но провести ночь здесь можно.
Амая отвернулась, будто он ее обидел. А возможно, так и было.
– Я не из тех, кто привык ко дворцам, – напомнила она ему тихим голосом, но он чувствовал резкость, которая ножом царапала его чувства. – Я продолжаю говорить, что только называюсь принцессой. Может, это тебе стоит волноваться о том, как ты проведешь ночь не в украшенной золотом комнате без толпы слуг? Я спала на земле в походах по Европе. Я ночевала почти везде. Уж я-то буду в порядке.
Кавиану хотелось сжать ее в объятиях, накрыть губами ее губы, и какая разница, кто смотрит на них, прилично ли это. Ему хотелось затеряться в ней навсегда. Но ничего он сделать не мог. Не здесь. Не сейчас.
– Я тоже буду в порядке, azizty, – сказал он глухим от переполнявших его желаний голосом. – Я здесь вырос.
Кавиан как ни в чем не бывало прошел вперед, оставив Амаю одну посреди бескрайней пустыни, будто и не говорил ей ничего. Он не оглянулся перед тем, как войти в трехсторонний шатер, где его уже ждали. Он даже не остановился.
На какое-то дикое мгновение пульс Амаи подскочил, и она вновь вспомнила про побег: наконец Кавиан не видит ее. Но она тут же огляделась. Всю дорогу вокруг них не было ничего, кроме великой пустыни, к которой Амая не питала такой уж ненависти, как ей казалось. Но потеряться в песках ей совсем не хотелось.
Она не представляла, как Кавиан нашел эту деревню без карты. Как он мог вырасти здесь? Так далеко от собственного дворца? Ее братья росли при дворе, окруженные сотнями слуг, лучшими учителями со всего мира. Позже братья закончили самые престижные школы. Амая думала, что все короли воспитываются одинаково. И здесь, стоя посреди пустыни, к которой Кавиан был явно сильно привязан, девушка поняла, что совсем не знает мужчину, который станет ее мужем. Хотя он знал ее слишком хорошо и с каждым днем – лучше, нравилось ей это или нет.
«Тебе это приятно, – прошептал внутренний голос. – Тебе нравится, что он все замечает, что он видит тебя!»
Кавиан пошел к тем людям, как будто он был больше связан с реальной жизнью, чем ее брат или отец. Глядя на женщин, собравшихся у огня и следящих за ней, она решила, что должна быть такой же королевой. Королевой, которой не пристало лежать под пальмами, поедая пирожные и мед, или придерживаться жесткого дворцового протокола. Не пристало прятаться в шатре неподалеку, рухнув на одну из кушеток. Все варианты манили, так скорее всего поступила бы ее мать, но так Амая не заслужила бы уважения.
«Почему бы не сбежать? Или, еще лучше, спрятаться?»
Но этого Кавиан от нее и ждет. Он верит, что она и правда изнеженная принцесса. Амаю так раззадорила эта мысль, что она отвернулась от шатра, забыв об усталости, и направилась к женщинам, придумывая, как можно было бы завести с ними дружескую беседу.
Спустя несколько часов Кавиан с теми же старейшинами вернулся в лагерь. Амая уже приготовила ужин и ждала Кавиана как почетного гостя. Ему подали жареного ягненка, горячий свежий хлеб, испеченный на круглых сковородах прямо на углях, а также ароматный рис с овощами. Были также финики и домашний сыр, завернутый в мягкую ткань. Ужин был гораздо скромнее тех блюд, которые когда-либо подавались во дворце, никакой золотой и серебряной посуды, но простота добавляла привлекательности.
Мужчины ели, а женщины стояли поодаль и наблюдали за ними, как требовал обычай. Только когда двое мужчин, сидевших с Кавианом, стали пить кофе, вся деревня расслабилась. Одна из девушек объяснила Амае на арабском, что это означает – переговоры удались.
Амая ела вместе с другими женщинами на обычном коврике у одного из шатров. Все было пронизано атмосферой доброжелательности. Амая и представить не могла, почему ей так легко и весело с этими женщинами, которых она встретила только днем и едва понимала.
Наступила ночь, и тьма сгущалась со всех сторон. Звезды светили так ярко, что казалось, они висят прямо над костром. Амае вспомнилась зима в Новой Зеландии, но там из-за света из окон Млечный Путь мерк. Но не здесь. Кроме пламени костра и трубок, которые курили мужчины, света не было вообще. Амае вдруг стало больно, словно ее сердце разбилось на кусочки или разорвалось. А может, все вместе.
