– А когда ты станешь большой и неповоротливой, вынашивая его ребенка, что будет почти постоянно, – сказала Елизавета, будто соглашаясь, – он отправится за удовольствием к другим женщинам, и ты должна это предвидеть. Так делают все мужчины. Всегда.
Амая встала, расправила юбки и высоко подняла голову. Ей уже давно не одиннадцать лет. И она не обязана выслушивать нравоучения.
– Мне жаль, что такой был твой опыт, мама, – тихо сказала она. – Но у меня все будет иначе.
Амае очень хотелось верить в то, что ее счастье с Кавианом – навсегда.
– Значит, он тебя любит? – спросила Елизавета с искренним недоумением. – Или он просто овладел тобой?
Амаю словно обдало ядом, проникшим в самое ее сердце.
– Дорогая. – Елизавета покачала головой, и Амая ощутила, как внутри все заледенело. – Страсть и любовь – вовсе не одно и то же. И женщина должна быть твердо уверена в истинных чувствах ее мужчины.
Глава 11
Кавиан подошел к комнате Амаи и сразу же догадался: Елизавета опять читала нотации дочери. Дверная ручка, которую он держал, сломалась, не выдержав его хватки, и он с удовольствием швырнул ее на пол.
Жаль, что он не мог так же выбросить эту змею Елизавету.
Через мгновение Амая уже стояла в дверях. Она все еще была в том же наряде, который так нравился Кавиану. Ее прическа осталась той же.
Такая милая, его Амая. В груди у него все сжалось.
Слишком долго она не поднимала на него глаз, но, когда это произошло, ее взгляд был слишком мрачным и встревоженным. Глядя на нее, Кавиан начал закипать, он бежал сквозь пески прямо на врага.
Амая скрестила руки на груди, и его это взбесило. Он ненавидел этот защитный жест и ненавидел то, что она вообще продолжала от него защищаться. После того, как он объездил в ее поисках весь мир, после того, что он говорил ей, после того, как она узнала о нем правду и не возненавидела его.
И только ее мать могла заставить ее чувствовать это.
Кавиану нестерпимо хотелось запрокинуть голову и завыть, подобно дикому зверю.
– Почему ты так смотришь на меня? – глухим голосом спросила Амая, и это мало успокоило Кавиана.
– Думаешь, я не понимаю, что ты собираешься опять предать меня? – Он вглядывался в ее лицо. – Это так?
Что-то необъяснимое мелькнуло в ее темных глазах.
– Я не могу предать тебя, Кавиан. По определению. Для начала мне нужно отдать себя тебе по собственной воле.
– Осторожно, Амая. – Его голос стал грубее. – Будь очень, очень осторожна.
Амая сглотнула, но не отвела взгляда.
– Ты спал со всеми семнадцатью женщинами в гареме?
Кавиан пробормотал что-то на арабском, уверенный, что Амая поймет его, но она лишь вскинула подбородок и упрямо сжала губы.
– Это простой вопрос. Да или нет?
– Десяти моим так называемым наложницам не было и пятнадцати лет, – сказал он. Незабываемый опыт: он никогда никому ничего не объяснял о себе. Ему никогда и мысли такой в голову не приходило. – Каждое из десяти пустынных племен подарило мне по одной девушке, такова традиция. Я привез их сюда, дал им образование, чтобы сделать из них аристократок, которые могли после строить свою жизнь исходя из собственных желаний. Сейчас большинство учится за границей, а кто-то удачно вышел замуж. – Кавиан старался не злиться. – И я не спал с этими подростками, Амая. Я предпочитаю взрослых женщин, как ты могла заметить.
Амая не сдавалась.
– А семь остальных?
– У моего предшественника были наложницы. Когда я избавился от него, я отправил тех, у кого были дети, в дальние концы страны. Я не мог позволить им оставаться под моей крышей. Кто-то считает меня слабым, но пока они живут вдали от политических интриг, то они свободны от моего вмешательства.
– То есть пока они не собираются мстить тебе, ты даешь им жить?
Кавиан посмотрел на Амаю:
– Да. Это обижает тебя, Амая? Я говорил тебе: Даар-Талаас – не Канада. Ты можешь не принимать нашу систему правосудия, но она не станет от этого менее эффективной.
– Я не испытываю отвращения. – Амая снова сглотнула, будто у нее в горле стоял ком. – Но и не поддерживаю эту систему.
– Две наложницы остались во дворце, но я не прикасался к ним. Я лишь позволил им остаться, так как у них не было семей. Этот поступок был воспринят как акт величайшего милосердия.
Амая долго смотрела на него, не произнося ни слова. Тело Кавиана напряглось, он словно готовился к очередной атаке или к попытке отразить таковую.
– А еще пять?
Он покачал головой:
– Я король, Амая. Я должен был ходить на свидания? Сейчас модно знакомиться по Интернету. Я бы разместил на каком-нибудь сайте объявление: «Одинокий шейх ищет женщину для секса. Брак не рассматривается, но есть финансовая поддержка». – Его голос стал злым. – Думаю, таблоиды были бы в восторге. Они и так уже меня обожают.
Взгляд Кавиана обжигал и обдавал холодом одновременно.
– А те пять…
– Я не буду отвечать на вопросы о гареме, который я распустил ради тебя. Я обещал тебе это сделать ради нас и сдержал обещание. – Он видел, как Амая вздрогнула, но не изменил тона. – Я распустил гарем, без которого обходился полгода, пока ты убегала от меня по всему миру. Ты правда хочешь обсуждать это, Амая?
Блеск в ее глазах совсем не понравился Кавиану. Она выглядела величественной и недоступной.
– Мы не предохранялись.
– Нет, – не отводя взгляда, ответил он. – Не предохранялись.
– Вот как это работает, Кавиан? Ты думаешь, что я забеременею и останусь здесь в любом случае?
Он слышал в ее голосе бушующий шторм, видел злость в ее глазах.
– Неужели мои намерения были неясны? – Он смотрел на Амаю, удивляясь саднящей боли внутри. Она казалась все больше с каждой минутой. – Я тебя обманул? Это тебе рассказала твоя мать?
– Не вини ее. Она беспокоится за меня.
– Ты уверена, что это и есть ее цель? – скептически отозвался Кавиан.
Но Амая словно не слышала его.
– Ты воспользовался…
– Твоей неопытностью? Теперь мы это признаем? А я уже стал привыкать к монреальской шлюхе.
– Ты знал, что я девственница. Знал, что я не уделяла внимания, как должно, контрацепции, и использовал это против меня. – Ее голос был спокойным. Но блеск в ее глазах говорил совсем обратное. – Ты хочешь держать меня здесь против моей воли, не важно, чего это будет стоить. Секс часами напролет, пока я не потеряю разум. Босая и беременная все ближайшие десять лет.
– Пожалуйста, напомни мне, Амая, когда за все то время, что ты меня знаешь, я указывал на обратное?