Амая помнила звенящие утра поздней новозеландской зимы, ее прогулки по мягкой земле среди винограда с мужчиной, который обещал подарить счастье. Какое-то время так и было. Она помнила длинную горную цепь с покрытыми снегом вершинами, лениво протянувшуюся от их дома до Бленхейма и моря на востоке. Ей вспомнились своенравные овцы и любопытные барашки, бегущие прочь от любого движения в их сторону. Стройные ряды виноградников, уходящие к холмам Ричмондского парка. Но больше всего ей запомнились черные бархатные ночи, небо, усыпанное мириадами звезд. Волшебство.
Уже давно Амая не вспоминала об этом. Елизавета вновь отправилась в путешествие, и девушка перестала надеяться, что ее мать когда-нибудь исцелится. Внутри ее что-то сломалось. Так же как и в самой Амае сейчас, когда Кавиан своими словами выбил у нее почву из-под ног.
– А может, ты говоришь о своих университетских годах в Монреале? – Не ожидая ответа, он продолжил: – Ты действительно любила этот город, но даже во время учебы постоянно уезжала. Ты ездила в горы, как мы выяснили, в Европу, на Карибы греться на солнце в долгие зимние дни. А сразу после выпуска ты отправилась в Эдинбург, выбрала весьма неподходящую работу в местном пабе, параллельно маленькими шажками двигаясь к степени магистра литературы.
Амае хотелось со всей силы ударить Кавиана, но она все же сдержалась. С трудом. Ногти впились в ладони, и она жалела, что не может расцарапать ему лицо.
– Не тебе решать, что является для меня домом. Моя жизнь не нуждается в твоей критике. – Она старалась говорить ровно. – Можешь говорить сколько угодно, но мне твои наблюдения не нужны.
– У тебя нет дома, Амая. Не было никогда. Но сейчас все изменилось. Готова ты это принять или нет, не важно.
Амае стало трудно дышать. Ее будто сбросили с лестницы, и она приземлилась на спину: воздух вылетел из ее легких. Она могла лишь молча смотреть на Кавиана.
– Я хочу быть там, где тебя нет, – наконец смогла произнести она.
– Я верю тебе. Но это желание никогда не осуществится.
– Это огромный дворец. Наверняка здесь есть комната, где ты можешь запереть меня вдали ото всех. Хоть в подземелье, лишь бы подальше от тебя.
– Таких комнат много, но ты будешь жить в моей.
Кавиан лишь наблюдал за Амаей. Она не знала, что хуже: жгучие слезы, грозящие брызнуть из глаз, жар внутри живота, который она пыталась отрицать, или неконтролируемая дрожь.
– Нет, – сказала она еле слышно.
– Извини, что огорчаю тебя, но я совсем не современный мужчина. – В его голосе не слышалось ни капли раскаяния. – Я хочу, чтобы ты была в моей постели.
– Чем дальше от твоей постели я окажусь, тем лучше. Тебе не хватило того, что было в алькове. – Ее голос начал срываться в истерику. – Почему мы не можем просто все оставить как есть?
Кавиан, наоборот, был само спокойствие, и только в глазах его горел огонь. Взглянув на него, Амая ощутила, как рушится еще одна опора в ее жизни.
– Когда я в следующий раз овладею тобой, Амая, произойдут две вещи, – мягко начал он. – Во-первых, это будет в нормальной постели. Пусть я дикарь, но у меня есть свои правила. И я не буду спешить. У меня впереди бесконечность. – Он дождался, пока девушка вздрогнет при его словах, будто предвкушал это, и снова улыбнулся. – А во-вторых, ты будешь звать меня по имени.
– Что?
– Тебе придется произносить мое имя, – указал он, и Амая поняла, что, несмотря на его внешнюю расслабленность и тихий голос, в нем не было ни капли мягкости.
– Я и так постоянно твержу твое имя, обычно как ругательство.
– Ты будешь звать меня по имени. Ты будешь спать в моей постели. Ты отдашься мне. Между нами не будет никакой дистанции, Амая. Ничего, кроме моего желания и твоей покорности.
– После чего я покончу с собой, лишь бы избавиться от тебя! – бросила в ответ Амая, пытаясь скрыть пышущий внутри жар.
Но Кавиан лишь рассмеялся.
Глава 5
Амая не думала засыпать. Улыбчивые, слишком почтительные слуги ждали, пока она выйдет из купальни. Она все еще дрожала после общения с Кавианом. Слуги окружили ее и повели по сверкающему лабиринту дворца. Неизвестно, специально ли они шли запутанным путем, то ли во дворце и правда было сложно ориентироваться.
Ее привели в обширные апартаменты, которые явно принадлежали королю, и притворились, что не понимают просьб отвести ее куда-нибудь в другое место.
– Я не хочу здесь оставаться, – снова и снова повторяла Амая, пока не осталась лишь с двумя суровыми охранниками у дверей. – Мне нужна моя собственная комната, – упрямо твердила она. – Это ошибка. Я здесь не останусь.
Охранники долгое время смотрели на нее, пока Амая вдруг не вспомнила, что она стоит в одном халате.
– Вы можете обсудить это с королем, если чувствуете, что вы вправе задавать вопросы, – ответил один из охранников тоном, который подразумевал, что этот разговор неприличен и возмутителен.
В их глазах она была принцессой, которая осмелилась оскорбить их любимого короля, бросив свое счастье и сбежав. Оба охранника, казалось, совсем не прочь погонять ее по коридорам дворца, словно лисицу. Поэтому она скрылась в комнате и закрыла дверь. Тяжело дыша, Амая прижалась к двери, чувствуя под голыми ногами холодный мраморный пол.
Тут ее осенило, что бежать – не лучший выход. Кавиан уже однажды поймал ее, причем в самом отдаленном уголке света. Лучше всего было спрятаться.
«Вряд ли Кавиан такой уж дикарь», – мысленно убеждала себя Амая, блуждая по роскошным комнатам его величества, расположенным на двух этажах. Две или три элегантные приемные с террасами, выходящими на долину внутри города. Из мраморного холла можно было выйти во внутренний двор, в центре которого бил изящный фонтан.
Девушка прошла через несколько гостиных, в одной из которых был устроен домашний кинотеатр, через богатую библиотеку и даже через зал для приемов, украшенный золотом и шелковыми коврами.
Она все еще искала, где можно было бы спрятаться. Кавиан, конечно, много чего наговорил ей в купальне, но он никогда ни к чему ее не принуждал.
На самом деле она согласилась выйти за него замуж из жалкой попытки порадовать брата и отца, которого сейчас даже нет в живых. А в итоге она таяла от каждого прикосновения Кавиана к ней.
Физически ей не было страшно. Она боялась самой себя, своего бессознательного желания упасть на колени и отдаться Кавиану, позволить ему выполнить все те сладкие обещания.
Она потерла грудь, раздраженно вспомнив, что слуги забрали у нее одежду и одели ее в шелковый халатик, который совершенно не защищал от прохладного воздуха. Еще бы они положили ее связанной на серебряный поднос ради удовольствия правителя.
Образ будоражил сознание, и Амая постаралась отогнать его от себя, хотя кожа тут же покрылась мурашками.
