– Это ведь чисто семейный бизнес? – уточнила я, задумчиво разглядывая кактус в керамическом горшке с забавной рожицей.
– Да, об этом еще Борис Станиславович позаботился, – кивнул секретарь.
– Значит, близнецы редко здесь бывают. – Я вернула разговор в интересующее меня русло.
– Может быть, бывали бы и чаще, но что им тут делать? – усмехнулся Костя. – Сестрам ведь всего два месяца назад исполнилось по восемнадцать, а до того их наследством распоряжался Аркадий Станиславович, он их опекун.
– Да, конечно, – покивала я. – Зато теперь девушкам придется бывать тут чаще.
– Вряд ли, после того, что случилось в прошлый раз! – наморщил тонкий нос Костя.
Я вопросительно подняла брови, и секретарь охотно пояснил:
– Такой ужас, Женя, представляешь, близнецы в лифте застряли!
Я разочарованно откинулась на спинку кресла:
– Подумаешь! Что тут такого? Я на днях тоже в нашей девятиэтажке сорок минут просидела, пока дождалась помощи. Ругалась и ненужные сообщения удаляла. Тоже мне, трагедия!
– Для тебя, может, и нет. – Секретарь понизил голос и воровато глянул на дверь кабинета. Дверь была плотно закрыта, видимо, до конца делового совещания далеко. – А у Валентины Борисовны проблемы.
– Проблемы? – Я округлила глаза.
– Ты что, еще не заметила, что у нее не все дома? – жарким шепотом спросил Костик. – Она странно себя ведет, особенно в последнее время. В лифте у нее приключился приступ клаустрофобии или чего-то в этом роде. Она едва стенки кабины не разбила, а они, между прочим, ударопрочные. Поранила себе руки и лоб, а это было за две недели до свадьбы, представляешь?
– Представляю, – медленно проговорила я. – И что, виновных нашли и наказали?
– Каких виновных, Женя? – уставился на меня секретарь. – Лифт был в полной исправности. Просто не на ту кнопку нажала, наверное. Аркадий Станиславович потом безопасникам хвосты накрутил, и они внеплановый инструктаж устроили в пятницу вечером. Меня девушка ждет, понимаешь, а они свою тягомотину разводят…
Я сочувственно покивала. Как говорилось в старом советском кино, «счастье – это когда тебя понимают». Костя наклонился ко мне и доверительно сообщил:
– И вообще девчонки из кадрового болтают, что на сестрах лежит проклятие.
Ну вот! А ведь казался таким здравомыслящим молодым человеком!
– Проклятие?!
– Ага. Они всегда были… несчастливые, близнецы, а в последнее время вообще ужас. В день рождения Аркадий Станиславович устроил для них праздник на открытом воздухе. Снял загородный клуб, пригласил только своих. И надо же такому случиться, загорелась проводка в домике, который отвели сестрам! Их, конечно, спасли, но перепугались они страшно.
– Подумаешь, проводка! – презрительно протянула я, стараясь не спугнуть разговорчивого секретаря. – Дело обычное.
– Да? – ядовито усмехнулся Константин. – А что ты скажешь про провод в бассейне?
– В каком бассейне? – холодея, спросила я.
– У них в поместье, в Семирадово, здоровенный бассейн. Я там был несколько раз, бумаги привозил и своими глазами видел. Близнецы там раньше любили купаться, а теперь как отрезало. А почему?
Костя назидательно поднял указательный палец.
– Почему? – глупо переспросила я. Мысли мои метались, как мыши в лабораторном вольере.
– Потому что однажды Валентина Борисовна собралась с вышки прыгать, а в этот момент мимо птичка пролетала, на лету коснулась воды и упала замертво, аж вспыхнула. Ее током убило. Потом узнали, что подсветка на дне испортилась, провод оголился, что ли… Честно говоря, я в этом не разбираюсь, это девчонки из отдела кадров рассказывали.
Просто здорово! На моих подопечных, оказывается, в последнее время было совершено не меньше трех покушений, а я, телохранитель, узнаю об этом случайно. Причем не от дяди и опекуна девочек Горенштейн, даже не от их мачехи. А от совершенно постороннего человека, болтливого мальчишки-секретаря. И раздобыла я эту ценную информацию только потому, что применила свой любимый «метод хамелеона», решив скоротать время и попрактиковаться на секретаре в приемной…
Но мне совершенно не улыбалось, чтобы Константин потом припомнил наш разговор и пересказал его, к примеру, своему боссу. Поэтому я перевела беседу на другое:
– Кость, слушай. А кто это сейчас к Аркадию Станиславовичу пожаловал, а?
– Базарчук Илья Иванович, давний партнер, – доложил мне Костя. – А что? Почему он тебя интересует?
– Да мне фиолетово, кто там у шефа, – легкомысленно отмахнулась я. – Меня одно волнует – сколько мне еще ждать? Конечно, у тебя тут уютненько, – я обаятельно улыбнулась мальчишке, – но все-таки хотелось бы знать. Да и есть хочется.
– Нет, быстренько ты не освободишься! – покачал головой секретарь. – Сейчас еще Ващенко подъедет, это который строительством занимается. С ним еще дольше беседовать будут, он медлительный такой. Не меньше трех раз чаю попросят с имбирем и лимоном. Слушай, а давай я тебе кофейку сварю? – оживился Костя. – И себе заодно. У меня датские крекеры есть!
И молодой человек углубился в ящики своего стола.
Я смотрела на его макушку и размышлял о том, зачем Аркадий Горенштейн привез своих девочек на переговоры с деловыми партнерами. Все указывало на то, что опекун близнецов наконец-то решил ввести подопечных в курс дела, потихоньку научить их разбираться в делах.
– О, нашел! Почти целая! – торжествующе воскликнул Костя, поднимая на вытянутой руке пачку печенья.
В этот момент дверь в приемную приоткрылась. Щель, возникшая вследствие этого, едва могла бы пропустить упитанного кота. Но человеку, что вошел в комнату, этого вполне хватило. Это был тощий старик с крючковатым носом и маленькими, пронзительными глазами. Колени у него сгибались при каждом шаге, тощая спина сутулилась, и более всего он напоминал Скруджа из полнометражного мультфильма Роберта Земекиса по «Рождественской песни» Диккенса.
Старик стрельнул неожиданно зоркими глазами на меня, на Костю, который слегка смутился и даже покраснел, потом кивнул на дверь кабинета и скрипучим голосом осведомился:
– У себя?
Костя сделал виноватое лицо и почтительным шепотом ответил:
– Занят, Соломон Израилевич!
Старик вздернул брови. На это стоило посмотреть – брови у него были похожи на двух седых мохнатых гусениц, причем несимметричных.
Константин прижал руки к груди и зачастил:
– Никак нельзя, Соломон Израилевич! У него Базарчук, а через полчаса Ващенко подъедет.
Гость покашлял – это тоже было представление, достойного большего количества зрителей, чем мы с Костей, – и проскрипел:
– Тогда зайду в другой раз. Вы, Костенька, передайте, что я заглядывал.
