Я слышала, как на первом этаже хлопнуло окно в комнате Аркадия, как Анна нежно пожелала сыну спокойной ночи. Близнецы давно скрылись в своих апартаментах. Девушки ложились рано – видимо, просторы Интернета не влекли их так, как обычных тинейджеров, ведь друзей у сестер Горенштейн не было.
В этот момент я услышала отдаленные звуки выстрелов. Меня просто выбросило из кровати, настолько реалистичными были звуки. Почти сразу же я поняла, что они не имеют отношения к реальности. Скорее всего, кто-то смотрел фильм. Я и сама люблю полуночничать за голливудской комедией, артхаусным фильмом или крепко сколоченным боевичком. Разумеется, когда я не на работе. Вот только я понятия не имею, кто это в такой час смотрит кино. Все обитатели дома отправились на покой, а чужих в доме нет.
Отлично! Вот прекрасный повод скоротать бессонную ночь. Я встала, оделась, прихватила фонарь, тихо спустилась по лестнице и вышла в сад.
Не прошло и минуты, как за моей спиной послышалось частое дыхание, и под колено мне ткнулся чей-то холодный мокрый нос. Я опустила руку и погладила косматую башку, по размеру не уступавшую медвежьей.
– Привет, Мишка! – тихо произнесла я.
У писателя Артура Конан Дойла есть рассказ о девушке, которую наняли гувернанткой к злобному маленькому ребенку. Так вот, зловещего вида папаша мальчика предупреждал девушку, чтобы ночью она ни в коем случае не покидала пределов дома. Именно такое предупреждение я в первый же день работы получила от Анны.
– Надеюсь, бессонницей вы не страдаете? – неприязненно глядя на меня, холодным тоном спросила хозяйка дома. Я в ответ едва заметно качнула головой, недоумевая, какое ей дело до моего здоровья. Анна едва заметно усмехнулась и пояснила: – Просто хочу предупредить кое о чем. Мой легкомысленный муж, кажется, забыл это сделать.
Я навострила уши.
– Дело в том, что наша усадьба охраняется собаками. Каждый вечер в половине двенадцатого псарь выпускает их из вольеров, и они до самого утра свободно бродят по территории.
– Серьезные собаки? – деловито поинтересовалась я.
Анна впервые на моей памяти улыбнулась во весь рот и проговорила:
– С каждой работал специально нанятый кинолог. Тренировал свирепость, понимаете? И добился прекрасного результата. На днях, например, они разорвали косулю.
– Кого, простите? – удивилась я.
– Косулю. Такой маленький олень, водятся в наших местах. Экология здесь исключительно хорошая, не то что в окрестностях Тарасова. У нас водятся лисы, зайцы, утки на озере, из леса приходят косули.
Я представила картину, внутренне содрогнулась и подумала, что Аркадий Станиславович вообще-то мог бы меня и предупредить. А вдруг бы мне вздумалось погулять ночью по окрестностям? Не то чтобы я боялась собак, даже самых что ни на есть тренированных… Но лучше заранее знать, с чем предстоит столкнуться.
– Спасибо, я буду иметь в виду, – поблагодарила я хозяйку и той же ночью отправилась налаживать отношения.
В моей жизни случалось всякое, но пару лет назад произошел совсем уж удивительный случай. Мне довелось работать на одного местного мецената, так вот, у него в поместье жила самая настоящая волчья стая. Причем не где-то в вольере, за решеткой, а на вольной воле. Группа биологов изучала хищников, живущих почти в дикой природе. И был среди них – не хищников, а биологов, разумеется, – один доктор биологических наук, загорелый двухметровый красавец… Впрочем, это уже совсем другая история. Главное, что этот человек настолько изучил волков, что сам сделался членом стаи. Свободно входил к ним, несколько дней бегал с волками, а потом возвращался к цивилизации, продолжал писать свою научную работу.
Однажды он ввел меня в стаю. Это был невероятный опыт, до сих пор помню, как стучало мое сердце, когда альфа-самец прикусил мне загривок, изучая. Но в стаю меня приняли, и с тех пор все собаки – от волкодава до последней болонки – считают меня своей.
Так что я без страха вышла ночью в сад, погасила фонарь и стала ждать. Очень скоро вокруг меня собрались все четвероногие охранники. Когда мои глаза привыкли к темноте, я сумела разглядеть, что здесь были самые разные породы. Вожаком у них был алабай (утром я узнала, что его имя Мишка). Некоторое время мы изучали друг друга (разумеется, я не смотрела им в глаза и не улыбалась, чтобы не провоцировать агрессию). Вожак подошел и обнюхал мои колени. Потом Мишка тихо сказал: «Вуф!», после чего стая растворилась в темноте. С тех пор я могла свободно перемещаться по территории поместья. Днем собаки содержались в вольерах, довольно далеко от дома, приглядывал за ними хромой мужик с обожженным лицом, одетый в ношеный камуфляж. Этот тип однажды утром единственный из всего персонала попался на глаза нетрезвым. Анна поджала губы и прошла мимо, делая вид, что не видела, хотя полчаса спустя на моих глазах до слез довела горничную за измятый уголок передника.
– Мишка, у тебя тоже бессонница? – прошептала я, трепля короткие скрученные уши алабая. Громадный пес шумно вздохнул, подождал, пока я закончу сеанс поглаживания, после чего совершенно бесшумно скрылся в темноте, неслышно ступая мощными лапами.
Я продолжила незапланированное ночное путешествие и прямиком направилась туда, откуда все еще доносились выстрелы и вопли киношных злодеев. Источник звуков, нарушивших тишину сентябрьской теплой ночи, находился в домике у бассейна.
Это стеклянное строение с тонированными, как у автомобиля, стеклами я видела и раньше, но и подумать не могла, что здесь кто-то живет. Между тем из распахнутой двери на плиты ложился прямоугольник желтого света и слышалась музыка, смутно знакомая.
Я подумала, что, раз уже человек не закрыл входную дверь, значит, он не возражает, чтобы в нее кто-нибудь вошел. В крайнем случае извинюсь за свое вторжение.
Я шагнула раз, другой – и оказалась на пороге маленькой гостиной. В центре комнаты стоял диван, обитый желтым шелком, а напротив – видеомагнитофон, предмет, которого я не видела уже лет десять. На экране громадного телевизора мелькали кадры какого-то фильма. Может быть, я не способна отгадать мелодию с трех нот, но поскольку я злостный киноман со стажем, то вполне могу по нескольким кадрам определить мало-мальски известный фильм. Это был «Ворон» – культовый фильм с Брэндоном Ли в главной роли. На экране как раз разворачивалась та самая сцена, во время которой погиб молодой актер – герою стреляют в живот, он отлетает назад, отброшенный силой выстрела… Я знала, что на экране не момент смерти Брэндона стреляли холостыми, но в одном из пистолетов оказалась заглушка, сыгравшая роль роковой пули. Пленку, запечатлевшую трагический момент, сожгли. Сцену пересняли с дублером. Но впечатление все равно было жутковатое. Особенно потому, что человек, сидевший на диване перед экраном, прямо-таки захлебывался рыданиями.
Он так отчаянно плакал, что я решилась вмешаться:
– Простите, с вами все в порядке?
Щелкнул пульт, звуки выстрелов стихли. Человек на диване повернулся ко мне. Лицо его было залито слезами и покрыто разводами поползшей косметики. Тушь, помада, румяна персикового оттенка превратили немолодое морщинистое лицо в трагикомическую маску. При этом мой собрат-киноман определенно был мужчиной. Черные брюки со строгими стрелками, сверкающие ботинки, белая рубашка, на груди какой-то пестрый бант. Я попятилась.
