— не чувствуется достаточно энергичной работы по продвижению российских позиций, оказанию влияния на израильтян в нужном для нас направлении;
— сообщения о встречах с Арафатом составляются в «повествовательном ключе», не ощущается серьезных попыток донести до палестинцев нашу позицию во всех ее нюансах.
От посольства требовали большей четкости, большей требовательности к выводам и оценкам, более активного «добывания» достоверной информации.
Огорчились, конечно. Собрал я главных мастеров пера. Стали думать. Трудность состояла в абстрактности критики. Что значит — не хватает глубины анализа? Где критерий? Если бы учинили разбор какого-либо нашего анализа или прислали любой другой анализ в качестве образца, то легче было бы разбираться. Но не учинили и не прислали.
Это же относилось и к двум другим критическим тезисам: недоосмысление израильской аргументации и излишняя доверчивость к прессе и деятелям. Нам не показали, к сожалению, где мы недотягиваем, проявляем доверчивость, где конкретно нам не хватает четкости и т. п.
Женщина может дать только то, что она имеет. Или надо указать скрытые резервы. Нам не указали. И хотя мы обещали друг другу усилить глубину и четкость, боюсь, нам это сделать не удалось.
Проще было с продвижением и донесением наших позиций. Помню посольские шифровки советских лет. Допустим, посол беседует с министром. Так в телеграмме слова министра занимают меньше места, чем изложение послом наших позиций. Этим, как считалось, посол и продвигал наши позиции, и оказывал влияние, и подтверждал, что сам он не отклоняется от позиций.
Такой подход казался мне наивным и глупым. В своих депешах я старался точно и обстоятельно изложить мысли собеседника; свои же слова приводил лишь в той мере, в какой они помогали раскрыть какой-то важный нюанс беседы. Если нужно, я ограничивался фразой: изложил нашу позицию по такому-то вопросу. Мне советовали не жалеть время и бумагу. Но я жалел. Переписка должна быть экономной.
При Примакове подули другие ветры. Нам сообщили, что надо воздерживаться от длиннот и «размышленчества». Упор на информацию, полученную на «высоком политическом уровне». Места для глубокого анализа не оставалось…
В общем, играли в обычные аппаратные игры. Надеюсь, профессионалам не было за меня стыдно.
* * *
Зато мне было стыдно перед младшими чинами за то, что я никак не мог пробить повышение зарплаты. Всем вокруг повысили, а нам — нет, говорили мне, намекая на мою пассивность и требуя, чтобы я теребил начальство. Пассивность, возможно, была, так как я не знал, куда ткнуться.
Сначала к нам должны были прислать комиссию для исчисления «бюджетного набора», то есть сколько надо иметь денег, чтобы купить нужный минимум. Я писал в МИД жалостливые письма, но МИД не реагировал и комиссию не присылал. Тогда я пошел конем: во время визита Рабина в Москву лично передал Черномырдину конверт с описанием всех наших мытарств.
Не знаю уж, что подействовало, но в августе 1996 года комиссия появилась. Мы, естественно, окружили ее заботой и вниманием. Я взял на себя самый важный и самый приятный женский участок. Комиссия сделала свое дело, поняла, как нам плохо живется, и отбыла в Москву. Мы остались ждать.
31 октября прилетел Примаков. И в машине, пока мы ехали в Иерусалим, сказал, что повышения не будет, денег нет.
Я еще не успел огорчить посольство, когда на следующий день позвонили из аппарата правительства и сообщили: Черномырдин подписал повышение на 30 процентов.
Жить стало лучше, но не уверен, что веселее.
До сих пор цепочка посол — посольство — МИД рассматривалась, так сказать, алгебраически: структура, ее элементы, их взаимодействие. Теперь перейдем на уровень функций. Вторая группа вопросов: мирный процесс, ближневосточное урегулирование. У посольства много задач и обязанностей, но в Израиле именно эти вопросы стояли на первом месте.
Мирный процесс: прорывы и тупики
«Ближневосточный мирный процесс пребывает в состоянии клинической смерти. Но сердце его еще бьется» — так сказал министр иностранных дел Египта Амр Муса в мае 1998 года. Прошло пять с лишним лет. Диагноз, поставленный египтянином, остается в силе.
«Клиническая смерть» мирного процесса — это литература, метафора. На языке практической политики это означает обычные смерти обычных людей. За время второй интифады уже погибли почти три тысячи палестинцев и более шестисот израильтян. На территории Палестинской национальной автономии (ПНА) разрушены сотни домов, парализованы социальная инфраструктура и значительные секторы экономики. Напряженность подходит к критической черте.
Позиция Израиля: как только прекратится террор, мы готовы возобновить переговоры. Но, желательно, не с Арафатом. Он полностью дискредитировал себя и должен уйти. Пока же Арафат не уходит и террор продолжается, израильтяне делают упор на уничтожение инфраструктуры террора (учебные центры, мастерские, линии связи) и его лидеров.
Позиция ПНА: Израиль должен уйти с оккупированных территорий, только после этого можно будет прекратить террор и вернуться к переговорам. Арафат избран народом, и судьбу Арафата решит на выборах народ.
Если можно говорить о мировом общественном мнении, то оно склоняется к поддержке палестинцев, Арафата.
Энергично настаивает на замене Арафата (я пишу это в конце июля 2002 года) президент Буш. Уход Арафата компенсируется поддержкой Вашингтоном идеи палестинского государства.
Президент Путин опасается, что на смену Арафату могут прийти еще более радикально настроенные лидеры. И потом, вопрос — быть Арафату или нет — должен решаться на выборах, которые намечены на январь 2003 года.
* * *
В общем, в начале XXI века Арафат оказался в центре мировой политики (или рядом с центром?). Мне не раз приходилось встречаться и беседовать с ним. Разговор с Арафатом не производит впечатления. Раис не блещет красноречием, не пугает эрудицией, не дарит интересных, оригинальных идей. Производит впечатление биография Арафата. Это, несомненно, биография незаурядного человека, выдающегося политика.
Арафат родился в августе 1929 года. Получил диплом инженера в Каирском университете. Принимал участие в Суэцкой кампании 1956 года. Перебрался в Кувейт, где занимался строительным бизнесом. В 1959 году возглавил Движение освобождения Палестины. Через десять лет избирается председателем исполкома Организации освобождения Палестины (ООП). Подпольный псевдоним — Абу Аммар.
Почти сорок лет во власти! Да еще в эмиграции!! Да еще на Востоке, хотя и Ближнем!!! Только умный, расчетливый, сильный политик мог пройти такую дистанцию. Только гибкий, ловкий, скользкий политикан мог выкрутиться из почти безнадежных положений.
Как и любой политик, Арафат не раз ошибался. Упомяну только две «ошибки». Он приветствовал ГКЧП. Он поддержал Саддама Хусейна. И в обоих случаях как с гуся вода…