* * *
Первые впечатления от Израиля — разнообразие. На этой территории, где до любой границы можно доехать на машине за несколько часов, есть все. Ну почти все. Даже крокодилов разводят. Есть тропическое море и покрытые снегом горы. Есть пустыни, каменистые холмы и болота. Есть кабаны и волки. Есть маслята и финики. Разные люди привезли сюда разные культуры, нравы, обычаи. Религиозные фанаты портят жизнь отчаянным безбожникам. И наоборот. Рядом с изящными бутылочками кока-колы стоят здоровенные бутылки с квасом.
Но для нас, для занесенных в Израиль русских, самое интересное — это «русский» Израиль. Когда я появился в Израиле в качестве посла, «русских» было около пятисот тысяч. Когда уезжал — около миллиона. Не важно, откуда прибыл эмигрант, из Белоруссии или Киргизии, из Эстонии или Грузии, здесь «русскими» называют всех, кто говорит по-русски.
Цунами из Советского Союза: 1989–1991 годы. Триста тысяч человек. Всем, кто ехал на «историческую родину», было понятно, что не все сразу утрясется, что будут проблемы с работой и жильем, что встретятся и недовольные, злые или равнодушные физиономии. Но мера, степень неприятия, отчужденности намного превысила самые пессимистические предположения. Русскоязычная печать была заполнена письмами, каждое из которых свидетельствовало о душевной ране.
У меня сохранилось письмо Нины Вайнбрун, появившееся в еженедельнике «7 дней» 14 мая 1993 года. Документ эпохи.
Нина пишет своей сестре:
«Да, здесь есть прекрасные люди, но от них мало что зависит. Мы в Союзе придумали эту страну. Как произошло, по каким таинственным закономерностям почти полмиллиона людей, порой разделенных расстоянием большим, чем от Москвы до Тель-Авива, одновременно поверили в Изумрудный город и устремились к нему — этот феномен будут еще долго изучать. И тогда обратят внимание, что самое первое чувство у всех — удивление. Почти год, а то и больше все удивляются. А между тем почти все, с чем нам пришлось столкнуться в Израиле, не новость. Все это мы знаем с детских лет, из школьных учебников. Одни говорят: капитализм. Другие: капитализм вперемежку с социализмом. Левые… правые… Я во всем этом не разбираюсь, да и не в терминах суть. Ясно одно: это общество, где единственная ценность — деньги. Единственная, если отбросить всякую словесную шелуху насчет сионизма, иудаизма, братства евреев и демократии.
Если ты сможешь приехать с долларами или с их эквивалентом, ты действительно попадешь в сказку. Все у тебя будет: квартира, работа, первоклассная медицина, культурные ценности, престижная школа для Сашки, а потом университет. А какие люди окружат тебя! Как и полагается в Изумрудном городе, добрый волшебник Гудвин дал им всем сердце и мозги. И даже чиновникам в многочисленных конторах. Впрочем, ты не будешь иметь дело с чиновниками — этим займется твой адвокат. И только одна тревога будет лишать тебя сна: тревога из-за постоянной опасности, страх за жизнь близких.
Но если ты приедешь иначе… Сохнутовские посланцы уже не врут у вас так нагло. Они говорят: будут трудности. Нет, дорогая сестренка, тебе не трудности придется переносить, а бедствовать. Без жилья, без достойной работы, без медицинской помощи, а главное — без надежды на будущее. Вот какая реальность ждет тебя. Но разве я открываю Америку? Разве мы не читали в сотнях книг про такую жизнь? Читали, учили, отвечали на семинарах, а теперь испытываем на собственной шкуре жесточайшую эксплуатацию, бесправие, произвол властей, бездумие чиновников, экономическую и прочую дискриминацию. Единственное, что здесь уникально и необъяснимо, — это, по выражению одного газетчика, тотальный обман. Надо же! Мы жили в царстве лживой идеологии, с детства нас учили лгать, а приехав сюда, в подавляющем большинстве оказались наивными и доверчивыми, как дети. Просто феномен какой-то: „влипают“ все — бывший конструктор и бывший парикмахер, оперный певец и завмаг. Здесь целая индустрия мошенничества, которую одни объясняют спецификой восточной ментальности, другие — тем, что Израиль — страна лавочников, а у тех, независимо от происхождения, общий принцип: не обманешь — не продашь. Какая разница? Моему соседу, положившему вчера 700 шекелей в карман очередному жулику, от этого не легче. Я утешила его тем, что он может считать эти деньги платой за обучение. Я заплатила больше».
Наверное, не все так остро, как госпожа Вайнбрун, восприняли расхождение между картинкой, нарисованной заранее, и картинкой, открывшейся на Земле обетованной. Но расхождение было, и оно мешало, оно раздражало, оно усугубляло и без того трудные проблемы.
Их было много, трудных. Но труднейших две: трудоустройство и «квартироустройство».
Легче всего было устроиться тем, кто владел ремеслом, умел работать руками или был согласен на неквалифицированную, тяжелую работу. Здесь «русские» выступали конкурентами палестинцев. Здесь царствовали произвол, хамство хозяев, владельцев мелких фирм и производств.
Однако «русские» — это прежде всего люди с дипломами. 78 тысяч инженеров, 16 тысяч врачей и дантистов, 36 тысяч учителей плюс тысячи музыкантов, художников и других разнорабочих умственного труда. Предложение явно превышало спрос. Хотя были созданы множество курсов по переквалификации, десятки тысяч людей с высшим образованием так и не смогли найти работу по специальности.
Еще хуже складывалось положение с трудоустройством научных работников, коих приехало почти 13 тысяч. Их продвижение в вузы и НИИ блокировали израильские коллеги, которым не нужна была конкуренция хорошо подготовленных, талантливых людей. По словам депутата кнессета проф. М. Нудельмана, только 4 процента прибывших в Израиль ученых занимаются наукой. Это — «национальная трагедия! Стыд и позор для нашего государства…».
«Квартироустройство» поставим проблемой номер два. Потому что, если будет приличная работа, будет и квартира. Квартиру можно купить. Но это очень дорого. Хотя дают ссуду. Квартиру можно арендовать. Тоже дорого. Плюс дискомфортное ощущение временности, зависимости от хозяина квартиры. Есть еще казенные, «амидаровские» квартиры, но их строят ничтожно мало. Побеждает рыночная абсорбция.
Тем не менее с каждым годом становится легче. Если лет десять назад вся главная улица Тель-Авива была уставлена скрипачами, саксофонистами, виолончелистами и трубачами, то теперь их редко можно увидеть и услышать. Зато почти каждый населенный пункт имеет свой оркестр. Постепенно врастают в здешнюю систему врачи и учителя. Везде спало напряжение, характерное еще для середины 90-х годов. Если считать по Ленину, на массы, на миллионы, то проблема абсорбции решена, и решена блестяще. Если же считать по Достоевскому, на единицы, на отдельных «человеков», то мы можем наткнуться и на драмы, и на трагедии.
* * *
Иногда возникают и взрывные, кризисные ситуации. Так, в октябре 1994 года министр труда и благосостояния Ора Намир выдвинула идею «селективной, выборочной репарации». Логика была такая: все приличные «русские» евреи норовят уехать если не в США, то хоть в Австралию, лишь бы не в Израиль. Нам же остаются престарелые (одна треть), инвалиды (другая треть) и матери-одиночки (третья треть). Значит, сортировать надо, не всех пускать в Израиль. «Я не хочу, — заявила Намир, — чтобы Израиль превратился в национальное кладбище или в национальный дом престарелых».
