Послом он был замечательным, не менее популярным, чем ведущим „Международной панорамы“. Помню первое утро в Тель-Авиве: просыпаюсь от того, что до боли знакомый голос вещает о прелестях еврейской кухни. Ну что у вас здесь за кухня — левантийская, средиземноморская… это все, конечно, неплохо, есть можно. Но настоящая еврейская кухня с рыбой фиш, форшмаком и прочими цимисами на самом деле у нас в Москве… Это Бовин по радио учил евреев еврейской кухне.
Незаметно Александру Евгеньевичу исполнилось 70. Свой юбилей он отметил тем, что похудел и образумился. Первое наглядно, второе сомнительно. Но если эта догадка верна и если обе гипотезы находятся в прямой зависимости друг от друга, то он образумился процентов на тридцать. На 70 процентов он такой же, как прежде».
9 августа интервью со мной, сделанное недели три назад, опубликовала «Независимая газета». Несколько отрывков.
— Вы могли бы сейчас снова вернуться в политику?
— Конечно нет! Ведь мне семьдесят.
— Примакову больше.
— Это его выбор. По-моему, лучше собирать грибы, морковку сажать, писать мемуары, а не мотать себе нервы… Новое время требует новых людей. Как в песне поется: «Первый тайм мы уже отыграли…» Пусть теперь играет следующее поколение. Горбачев, Примаков, Ельцин и прочие сделали все, что могли и как могли. Ну и хватит!
— Ну а чем-то другим, кроме журналистики, вы могли бы сейчас заняться?
— Вряд ли. Перемена профессии требует внутренней перестройки. А сил для этого уже не хватает. Правда, есть запасной вариант — преподавать журналистику. Соблазнительно. Думаю…
— Вы ощутили разницу между послом и журналистом?
— Есть две большие разницы. Посол — начальник, журналист — нет. И еще. Журналист практически не отвечает за свои слова, а посол отвечает. А дальше начинается поле общности. Сидя в Тель-Авиве, я занимался тем же самым, что и в «Известиях». Изучал и анализировал факты. Только в «Известиях» я знакомил со своим анализом десять миллионов читателей, а в посольстве — десять человек. Плюс, конечно, рекомендации, которые посол регулярно отправляет в министерство.
— Не возникало желания узнать, приняты ваши рекомендации к сведению или нет?
— Если рекомендации одобряли, приходил ответ, если нет — МИД молчал. В мидовской системе координат молчание — знак несогласия…
— Как вы относитесь к журналистам, совмещающим свою работу с иными функциями?
— Имеете в виду разведку? Нормальное дело. Особенно если хороший журналист уживается с хорошим разведчиком. Это бывает не так уж часто. Но бывает.
— Откуда в политике ложь — от прямого лукавства или от недоговорок?
— Я предпочитаю политику без вранья. Ложь — это неэффективный метод. Если речь идет именно о большой политике, а не о политиканстве. Не обязательно раскрывать все карты, но и не стоит играть только краплеными. Себе дороже. Помните кубинский кризис? Мы говорили, что не держим на Кубе ракет. Потом долго пришлось отмываться…
— Какой тип политика сейчас нужен России?
— России нужны, во-первых, умные политики и, во-вторых, умеющие принимать нестандартные решения. А в-третьих, политики, умеющие учиться на собственном опыте. Последнее особенно важно для Путина, который ворвался в большую политику, имея лишь опыт политики малой, и опасно приближается к уровню некомпетентности. Но если он умеет самообучаться, на что я надеюсь, то у него есть шанс…
— В последнее время вы стали писателем. Вышла ваша книга «Пять лет среди евреев и мидовцев, или Израиль из окна российского посольства». В подзаголовке стоит «Из дневника». В самом деле писали дневник?
— Нет, это не дневник. Обычная рабочая тетрадь, в которой я записывал свои ежедневные дела, что и когда надо сделать. Очень редко — фраза или две в качестве комментария.
В общем, разложил все эти записи по полочкам, по месяцам, отобрал документы. На все это ушло два года. А потом взял отпуск без сохранения содержания, сел за компьютер и за два с половиной месяца настучал всю книгу — от первого до последнего слова.
— Довольно толстая получилась книга!
— Она будет еще толще — в полном варианте. Если хватит духу, напишу еще одну книгу. Как жилось, как думалось… Двадцатый век сквозь призму собственной жизни.
— Можно ли жить на гонорары от издания книг?
— Не знаю, как у писателей, а я получил за нее сумму, на которую вряд ли смогу долго существовать не работая. Сейчас маленькие гонорары. Хорошо, когда они вообще есть. Многие издают книги за свой счет или ищут спонсоров. А я все-таки получил гонорар. Спасибо издателю. Он же — Захаров.
— Сейчас стало модно прибегать к услугам литзаписчиков…
— Вполне нормальное явление. Главное, чтобы черным по белому было написано: «воспоминания такого-то литературно обработал такой-то». Если это указано — не вижу никаких проблем.
— Как будете отмечать юбилей?
— Никак! Сбегу из Москвы. Настроение не юбилейное. Если дотяну до столетия, вот тогда погуляем.
Из всех юбилейных разговоров и текстов в памяти осела одна утешающая мысль: «Умереть никогда не поздно, но после семидесяти трудно сделать это безвременно».
* * *
18 августа зашел Александр Иванович Куприянов (первый зам. Кожокина) и предложил давать один краткий комментарий в неделю. Как говорится, deja vu.
7 сентября я сдал в секретариат Кожокина заявление: «В связи с тем, что газета „Известия“ становится все менее известинской, прошу — исключительно по собственному желанию! — освободить меня от работы политическим обозревателем упомянутой газеты с 22 сентября 2000 года».
Одновременно всем семерым членам совета директоров я отправил письмо следующего содержания:
Уважаемый…!
Я вынужден уйти из «Известий». Считаю необходимым мотивировать свое решение.
Медленно, но, к сожалению, верно газета становится все менее известинской. Она покрывается налетом пошлости, желтеет, дрейфует в сторону «Комсомолки». Самореклама «Известий» — стручок красного перца со словами «свежо и остро». В той газете, в которой я проработал почти четверть века, на первом месте были другие слова — умно и сердечно. Вспомним хотя бы Анатолия Аграновского и Татьяну Тэсс. Известинская традиция — интеллигентная газета для интеллигентных людей. Не всегда так получалось. Но это была не наша вина, а наша беда.
Теперь «Известиями» руководят люди, которые энергично перемещают газету из сферы культуры в сферу коммерции, бизнеса. Соответственно меняются приоритеты, меняются характер, стилистика газетных полос. Снижается планка качества.
Понимаю, что такие перемены отражают «дух времени» и впитавший этот «дух» менталитет новых руководителей газеты. Им не нужны серьезные аналитические материалы. Они требуют «новостных» комментариев. Но это — не мой жанр, мне это не интересно. Поэтому приходится уходить.
