Где-то в середине 70-х между Брежневым и Цукановым пробежала черная кошка. Откуда она взялась и куда бежала, я не знал и не старался узнать. Брежнев как бы отодвинул Цуканова и приблизил Черненко. Цуканов, естественно, переживал.
В Австралии при неясных обстоятельствах погиб сын Георгия Эммануиловича. Эта травма лечению не поддавалась.
Все это не могло не отражаться на состоянии Цуканова. Он становился более раздражительным, нервным, напряженным. И более склонным к оградительным компромиссам с начальством.
В честь 60-летия Цуканова была создана
ЭЛЕГИЯ
Прими, Цуканыч, рог.
Но из него не пей.
Мы знаем, ты бы мог,
Да все же — юбилей.
В баул охоты для
Сложи печалей груз —
В лесах и на полях
Прекрасен жизни вкус.
А если против чувств
Природу бить в упор,
Предметами искусств
Ты услади свой взор.
Неотвратим счет дней,
Как это и ни жаль.
Пронзают юбилей
И радость, и печаль.
Цуканыч, не тужи!
Ведь так уж мир устроен.
Два академика,
Седых
И с ними — некто Бовин.
После смерти Брежнева к Цуканову многие подъезжали, надеясь получить уникальную информацию. И за большие деньги. Но он был непробиваем. Мне иногда рассказывал живописные истории. Правда, не столько о самом Брежневе, сколько о придворных. Предварительно взяв с меня слово, что дальше не пойдет. И не идет. Хотя когда сидишь перед компьютером и щелкаешь по клавишам, соблазн бывает велик…
Именно Цуканов сделал максимум возможного, чтобы вернуть мне милость начальства. Она вернулась. И с ней — еще почти десять лет сочинения под псевдонимом. А ведь с каждым годом это делать становилось все сложнее. Противнее становилось…
Впереди — до окончательного выхода из-за кулис — были два партийных съезда, Конституция, текущие речи и три генеральных секретаря.
Но в Волынское я был вызван для сочинения речи, посвященной 250-летию Академии наук. Речь мы написали. Но юбилей не состоялся. Болел и, как рассказывают, немножко капризничал президент академии — Мстислав Всеволодович Келдыш, знаменитый Главный теоретик.
Приближались выборы в Верховный Совет РСФСР и, следовательно, речь Брежнева перед избирателями.
Но жизнь полна неожиданностей. Я получил телеграммы, что в Мариинском, Ижморском и Яйском районах Кемеровской области меня выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета РСФСР. Это означало полную реабилитацию. И означало, что теперь придется писать речь и самому себе.
Полетел в Кемерово. Ездил по указанным трем районам, встречался с избирателями. Речь, конечно, написал по всем законам жанра. Но щадил аудиторию — не читал. Импровизировал на заданную тему. Все прошло хорошо, штатно. 15 июня 1975 года меня выбрали депутатом Верховного Совета РСФСР девятого созыва. Ради этого пришлось выдержать крупные перегрузки на всех стадиях предвыборной борьбы. Народ в Сибири серьезный.
Через пять лет все повторилось. И маршрут, и нагрузки. С одним отклонением от нормы. В Ижморском районе встреча с узким кругом избирателей состоялась в лесу. Домик вроде бы солидный. Отвстречавшись, стали одеваться. Зачем-то мне понадобилось топнуть ногой. Топнул и провалился в подпол. Доски подвели. Но на выборах, которые состоялись 24 февраля 1980 года, все равно не провалился.
Те выборы и те Советы к демократии имели весьма слабое отношение. Занятие определенных должностей автоматически означало депутатство в соответствующем Совете. Остальные места распределялись начальством и рассматривались как поощрение, награда, признание заслуг.
И тем не менее Советы выполняли важную функцию. Там систематически встречались люди — и, как правило, достойные люди, принадлежащие к самым разным слоям общества. Рабочий мог сидеть рядом с директором завода, учительница рядом с министром, врач рядом с секретарем обкома. Это создавало определенную психологическую атмосферу, которая выходила за пределы залов заседаний. Там создавалась и поддерживалась политическая культура, которая противостояла коррупции, сдерживала чиновничий беспредел, создавала чувство защищенности.
Для тысяч людей, которые два раза в год приезжали в Москву или в столицы республик, это были большие праздники. К ним внимательно относился и их обслуживал огромный аппарат. В их распоряжении были любые театры и концертные залы, любые выставки, любые магазины. Их принимало начальство, а значит, возникали дополнительные возможности взламывать бюрократические бастионы.
Реальная власть не принадлежала Советам. Им принадлежал «одобрямс», то есть «право» единодушно и единогласно одобрить то, что им предлагают одобрить. Но это не означает, что Советы бездельничали. Не знаю как в Верховном Совете СССР, но у нас работы хватало.
Я входил в Комиссию по иностранным делам. Разумеется, мы не занимались стратегическими вооружениями или ближневосточным кризисом. Мы занимались делами, несомненно, более мелкими, но очень конкретными. Например, приграничная торговля. Тут на республиканском уровне можно было идти навстречу интересам людей. Например, культурные связи, гастрольная политика.
Предполагалось, что во время Олимпиады многие гости Москвы захотят посетить Загорск. Мне было поручено проверить состояние трассы Москва — Загорск. Сохранилась бумага, которую я представил в комиссию. Она называется «Впечатления от поездки в Загорск». Вот что я писал:
«В целом состояние дорожного полотна более или менее удовлетворительное (по нашим стандартам, разумеется). Дорожные знаки содержатся в порядке. А дальше, к сожалению, начинаются многочисленные но.
Почти по всей трассе нуждаются в обновлении разметочные линии. Отсутствует много километровых столбов.
Металлические ограждения очень грязные, кое-где сломаны. Не завершена работа по обновлению автобусных остановок.
Особенно плохое впечатление производят обочины дороги — кюветы запущены, много мусора, всюду остатки дорожных работ.
Хуже всего — в самом Загорске. Главная магистраль — проспект Красной Армии — запущена, разбита. У стоянки перед Лаврой в основном „пылевое“ покрытие. Жалкое, убогое впечатление производят две торговые точки у входа в Лавру. На территории Лавры только один туалет — маленький и грязный.
Из трех АЗС одна (на 34-м км) еще не готова. Вторая (№ 107) — в запущенном состоянии: обшарпанный, грязный вид, не заасфальтированы подъезды и сама площадка. Третья (№ 103), как говорят, принята комиссией. Внешне она выглядит вполне прилично — все покрашено, чисто. Однако — в обоих случаях — пистолеты старые, текут, и трудно заправиться, не испачкав руки.
По типовому проекту данного типа АЗС туалет для проезжающих не предусмотрен. Есть служебный — на одну персону. Работники АЗС говорят, что получили указание пускать туда иностранцев.
