– Можно, – глядя мне прямо в глаза, сурово ответила лератка, шлёпнув полотенцем по краю ближайшего стола. – Коль помереть решишь, то ленты и опадут с запястья суженого!
Ну прям не передать, как она меня сейчас осчастливила…
– Ты зазря девку не пугай-то, – укоризненно произнесла Оттика и, выстукав содержимое трубки прямо на пол, подошла ко мне. – Не знала она наших обычаев, видно же.
– Знала бы, никогда косы не заплела бы, – мрачно констатировала я, принимая протянутую мне руку от повелительницы вин. – Куда ж мне с этой красой рыжей тягаться-то!
– Ты не подумай, обидеть тебя не хотела, – слегка сбавив обороты, произнесла Маруна, глядя на моё застывшее выражение лица. – Девка ты хорошая. Ладная, справная, ловкая. Да только всё ж не чета господину нашему. Рабыня же, не сравнить тебя с молодой госпожой!
– Спасибо, – глухо и не сдерживая яда в голосе, отозвалась я, едва не отвесив лератке глубокий поклон. – За доброту твою, за правду. Истину глаголишь, Маруна.
– Ты вот что, – явно обидевшись на мою издёвку, глухо ответила кухарка, упирая руки в бока. – Хоть сколь злиться можешь, да всё равно ведь знаешь – не по тебе господин. Хорошо он к тебе относится аль нет, выше головы всё равно не прыгнуть. Как рабыней есть, так и останешься, женится он на другой, а тебя при себе век держать будет. Люба ты ему!
– Я прям в восторге, – саркастично огрызнулась я, уже и не думая скрывать своё самочувствие. Честное слово, в добродушной кухарке я видела лишь друга, соратника, поддержку и опору… И слышать теперь от неё нечто подобное было выше моих сил. – Даже и не знаю, что с такой любовью и делать! Пойду-ка я, пожалуй… пока другие, до сердца господина охочие, не явились!
Не обращая внимания на удивлённые, укоризненные и обиженные взгляды постепенно возвращающихся обитателей кухни, я резко развернулась и покинула помещение. Терпения больше не нашлось – уж слишком неожиданным оказалось мнение тех, в ком я видела для себя кого-то больше чем просто случайных знакомых. А оказалось, вон оно как… Ты, говорят, девка хорошая, но место своё знай и в чужое дело не лезь! Замечательно. Просто замечательно!
– Бесит, – мрачно выдохнула я, приваливаясь к стене на улице и складывая руки на груди.
Дархар, который не отставал от меня ни на шаг, уселся рядом, внимательно глядя в глаза. Когда он сидел, наши головы были примерно на одном уровне.
– Что, тоже думаешь, что я влезла туда, куда меня не просили совать свой нос? – зло хмыкнула я, глядя на огромного хаски фактически ненавидящим взглядом.
Долгий проницательный и понимающий взгляд стал мне ответом, и я не выдержала.
– Прости, – вздохнув, опустила руки и сделала шаг, обнимая дархара за крепкую пушистую шею. По щекам скользнули непрошеные слёзы. – Чушь несу, малыш. Просто это всё как-то слишком… неожиданно.
И вот кто-кто, а мой защитник точно меня понял, прижав уши, колотя хвостом по земле, разметав крылья и, интенсивно поскуливая, вылизывая моё лицо. Язык у него был хуже, чем самый крупный наждак, и потому, позволив дархару некоторую вольность, всё-таки отпихнула его от себя.
– Ладно, хватит, – тяжело вздохнув, я уткнулась своим лбом в его и, прикрыв глаза, невесело спросила: – Что будем делать, малыш? Пойдём попугаем жителей крепости своей кислой миной?
Демон фыркнул и, отстранившись, подпрыгнул, указывая головой куда-то вверх. Задрав голову, я рассмотрела один из возвышающихся над Амил Ратаном шпиль башни с круговым балконом под тёмной черепицей…
– А это неплохая идея!
На том и порешили.
Спустя минут сорок я сидела на обжитом балконе, прислонившись спиной к груди Демона, бездумно чиркая огрызком карандаша по листу пергамента. Малыш, в силу своей комплекции, не мог уместиться во всю длину поперёк ширины перил, поэтому устроился наискосок, свесив лапы по эту сторону, а хвост по ту. Я же расположилась между ними, надёжно охраняемая с двух сторон телом дархара, терзая листки местного аналога бумаги и предаваясь самым нелёгким размышлениям.
И потому не заметила внезапного гостя, хотя Демон, поднявший голову, ощутил присутствие чужака намного раньше меня.
– Я так и знал, что найду тебя здесь, – раздался знакомый, спокойный и умиротворённый голос. Но, вопреки всему, я не очень обрадовалась появлению его обладателя.
– Здравствуй, Эмит, – нейтрально поздоровалась я, не отрывая взгляда от наброска, накладывая последние штрихи на тень чьих-то жёстких на вид, но мягких на ощупь чёрных волос. – Чем обязана?
– Ты злишься, – мягко заметил повелитель льда, подходя ближе. Остановившись возле моих ног, блондин пристроил локти на перилах и протянул, задумчиво глядя вдаль: – Я понимаю…
– Да ну? – тихо хмыкнула я, добавляя к рисунку последние детали. – С чего бы это? Всё нормально, Эмит. Мне съездили по физиономии. Меня унизили. Мне указали на моё законное место… Всё в порядке вещей.
– Ты ревнуешь, – покосившись на мои резкие движения, чудом не оставляющие дыры на тонком материале, констатировал блондин.
– Чёй-то? – удивилась я в духе доктора Быкова из известного сериала «Интерны». – С чего мне ревновать? Я же рабыня. Никакого права на ревность не имею. И на чувство собственности. И на привязанность… я уж умолчу о таких громких словах, как верность, преданность и любовь. Я всего лишь вещь. Со стороны подруги детства Аделиона и Соломона было одолжением напомнить мне, как обстоят дела на самом деле. А то я уж… слишком многое себе напридумала.
– Я тоже не люблю леди Трейд, – усмехнулся Эмит, переплетая пальцы и устраивая на них подбородок. – У неё ненавидеть меня имеются определённые причины.
– И какие же? – вскинула я брови.
Ну ладно я, но повелитель льда чем ей не угодил?
– Мне было восемь, когда меня подобрал Аделион, – вглядываясь в лениво плывущие по небу низкие лохматые облака, спокойно отозвался Эмит.
Я чуть огрызок карандаша не проглотила!
– То есть как – подобрал? – недоверчиво уставилась я на лерата, роняя на колени набросок. – Как Чебурашку, что ли?
– Кого? – вскинул брови мужчина.
– Персонаж му… – начала я, но быстро исправилась, адаптируя описания под местную культуру: – Герой сказки. Милый такой, ушастый и… Ладно, сейчас!
Махнув рукой, чтобы повелитель льда продолжал рассказ, я вытянула из папки чистый лист пергамента, спрятав старый рисунок, и принялась выводить знакомые с детства огромные круглые ушки, покрытые мягкой коричневой шёрсткой. Мне проще показать, чем объяснять на пальцах, что же это за «странная игрушка безымянная».
– Не знаю, о ком ты, но Аделион действительно подобрал меня на улице, – подтвердил Эмит, вновь разглядывая солнечные лучи, путающиеся в клубившихся облаках. – Пожалел мальчика-сироту, бродяжничающего на городском рынке. Хоть ему самому тогда не было ещё и тридцати. У нас этот возраст означает совершеннолетие мужчины…
