Я видел людей, работавших возле своих домов, но ни один из них не походил на моего придуманного дедушку, и я чувствовал себя всё более несчастным. На людей в Долине Терновника было страшно смотреть. Все они были бледные, исхудавшие и печальные, по крайней мере те, которых я видел, проезжая мимо. Не сравнить с жителями Долины Вишен! Но ведь у нас не было Тенгиля, который заставлял бы нас работать на него и забирал бы всё до последнего.
Я всё ехал и ехал. Ведер и Кадер стали уже терять терпение, а я всё ехал и ехал, словно собирался отправиться на край света.
– Далеко ещё? – спросил Ведер.
– Нет, не очень, – ответил я, сам не зная, что говорю и что делаю. Я уже был напуган до смерти и ждал, что меня бросят в пещеру Катлы.
Но тут случилось чудо. Хотите верьте, хотите нет, только перед белым домиком, почти у самой стены, сидел на скамье старик и кормил голубей. Может, я бы и не решился сделать то, что сделал, если бы не увидел среди сизых голубей одного белоснежного. Только одного!
На глазах у меня выступили слёзы. Таких голубей я видел только у Софии, да ещё однажды на моём окне, давным-давно, в другом мире.
И тут я совершил нечто неслыханное. Соскочил с Фьялара и в два прыжка оказался возле старика. Я бросился ему в объятия, обхватил его за шею и в отчаянии прошептал:
– Помоги мне, спаси меня! Скажи, что ты мой дедушка!
Я дрожал от страха и думал, что он оттолкнёт меня. Но он поглядел на Ведера и Кадера в чёрных шлемах, стоявших позади меня. Зачем ему было врать ради меня, чтобы с риском попасть из-за этого в пещеру Катлы?
Однако он не оттолкнул меня. Он продолжал держать меня в объятиях, и его добрые, ласковые руки казались мне защитой от всякого зла.
– Ах ты, мой малыш! – сказал он громко, чтобы Ведер и Кадер слышали. – Где же ты так долго пропадал? И что ты наделал, проказник, почему тебя привели домой солдаты?
Бедный мой дедушка, как его отлаяли Ведер с Кадером! Они ругались и орали на него за то, что он распустил своих внуков и позволяет им шататься по горам Нангиялы. И велели ему зарубить себе на носу, что скоро у него не останется ни одного внука. Но на этот раз они всё же под конец его простили. И уехали прочь. Скоро их чёрные шлемы превратились на склоне холма в маленькие чёрные точки.
И тут я ударился в слёзы. Я продолжал лежать в объятиях дедушки и не переставая плакал. Ведь такая долгая и тяжёлая ночь наконец кончилась. А мой дедушка всё ещё обнимал меня, слегка покачивая, словно баюкая. И мне хотелось, ах, как мне хотелось, чтобы он был моим настоящим дедушкой. Я попытался сказать ему это, хотя и не переставал плакать.
– Ну конечно, я могу быть тебе дедушкой, – сказал он. – А вообще-то меня зовут Маттиас. А как тебя зовут?
– Карл Льви… – начал было я и замолчал. Неужто я спятил, собрался говорить, как меня зовут, здесь, в Долине Терновника? – Милый дедушка, моё имя секретное, – ответил я. – Зови меня Сухарик!
– Вот как, значит, Сухарик? Иди в кухню, Сухарик, и жди меня там, – добавил он, – я только отведу твоего коня в конюшню.
И я вошёл в дом. В бедной маленькой кухне всего и было что стол, деревянный диванчик, несколько стульев и очаг. И ещё большой буфет у стены.
Вскоре пришёл Маттиас, и я сказал:
– Такой же большой буфет есть у нас в Долине Ви…
И замолчал.
– Дома, в Долине Вишен, – договорил за меня Маттиас, и я с тревогой взглянул на него.
Опять я ляпнул то, чего не следовало говорить.
Но Маттиас больше ничего не сказал. Он подошёл к окну и выглянул наружу. Он стоял так долго, глядя по сторонам, словно хотел убедиться, что никого поблизости нет. Потом он повернулся ко мне и тихо сказал:
– Скажу тебе, этот буфет не простой. Погоди-ка, сейчас увидишь!
Он налёг на буфет плечом и отодвинул его в сторону. За ним в стене была крошечная дверца, он отворил её. За ней была комната, маленькая комнатушка. Там на полу кто-то спал.
Это был Юнатан.
9
Помню, я несколько раз в жизни был рад до беспамятства. Первый раз, когда я, ещё маленький, получил на Рождество в подарок от Юнатана санки, на которые он долго копил деньги. А ещё в тот раз, когда я очутился в Нангияле и увидел Юнатана на берегу реки. И весь тот первый замечательный вечер в Рюттаргордене, когда я был до одури рад. Но всё же ни с чем, ни с чем не сравню я ту минуту, когда увидел Юнатана на полу у Маттиаса. Я и не думал, что можно так радоваться! Казалось, будто в душе у меня что-то так и звенит от радости.
Я не дотронулся до Юнатана. Не разбудил его.
Я даже не завопил от радости. Постоял тихонько, потом просто лёг рядом с ним и заснул.
Как долго я спал? Этого я и сам не знаю. А когда я проснулся… Да, когда я проснулся, Юнатан сидел на полу рядом со мной. Он сидел и улыбался. Никто не выглядит таким добрым, как Юнатан, когда он улыбается. А я-то думал, вдруг он будет он недоволен, что я приехал. Ведь он, может быть, забыл, как звал на помощь. Но сейчас я убедился, что он так же рад, как и я. И я улыбнулся ему в ответ. И так мы сидели, глядя друг на друга, и ни один из нас не проронил ни слова.
– Ты звал на помощь, – сказал я наконец.
Юнатан перестал улыбаться.
– Почему ты кричал? – спросил я.
Видно, ему было тяжело думать и говорить об этом. Он тихо ответил:
– Я видел Катлу, я видел, что она делала.
Мне не хотелось мучить его и спрашивать про Катлу. К тому же мне самому нужно было рассказать ему многое, прежде всего про Юсси.
Юнатан с трудом поверил моим словам. Он побледнел и чуть не заплакал.
– Юсси! Нет, нет, только не Юсси! – воскликнул он со слезами на глазах.
Но потом он вскочил на ноги:
– София должна сейчас же узнать об этом!
– А как ей сообщить?
– Здесь одна из её голубок, Бьянка, – ответил он. – Она полетит сегодня вечером назад.
Голубка Софии, я так и подумал! Я сказал Юнатану, что, если бы не эта голубка, я был бы сейчас не здесь, с ним, а в пещере Катлы.
– Это просто чудо, – сказал я, – что из всех домов в Долине Терновника я выбрал именно тот, где нашёл тебя. Но если бы Бьянка не сидела возле этого дома, я бы проехал мимо.
– Бьянка, Бьянка, спасибо тебе за то, что ты там сидела, – сказал Юнатан.
Но больше у него не было времени слушать меня, он торопился. Он поцарапал дверь ногтями. Послышался тихий звук, как будто царапалась крыса. Но дверь тут же отворилась, и Маттиас заглянул в комнату.
