Он бросил на меня полный ненависти взгляд.
– И тебя я когда-то любил! – сказал он.
– Когда-то я тоже любил тебя! – ответил я.
Видно было, что при всей его ярости ему страшно. Теперь он и в самом деле торопился, ему нужно было сделать так, чтобы Софию схватили и бросили в тюрьму, прежде чем она узнает правду. Иначе под угрозой окажется его собственная жизнь.
Каким, должно быть, облегчением было для него то, что София не желала знать правду. Она доверяла Юсси, доверяла всецело и навсегда. А я сначала обвинил одного, а потом другого, как могла она поверить мне?
– Идём, Карл, – сказала она, – я поговорю с тобой позднее.
– Никакого «позднее» не будет, если ты поедешь вместе с Юсси, – упрямился я.
И я заплакал. Нангияла не должна потерять свою Софию, а я стоял и не мог спасти её. Потому что она не желала, чтоб её спасали.
– Идём же, Карл, – снова настойчиво повторила она.
Но в эту минуту я кое-что вспомнил.
– Юсси, – попросил я, – открой свою грудь и покажи, что у тебя там, под рубашкой.
Лицо Юсси стало белым как мел. Даже София с Хубертом не могли этого не заметить. И он положил руку на грудь, словно желая что-то защитить.
Некоторое время стояла тишина. Но затем Хуберт строго сказал:
– Юсси, сделай то, о чём просит мальчик!
София стояла молча, долго и неотрывно глядя на Юсси. Но он отвёл взгляд.
– Нам надо спешить, – повторил он.
– Не так уж нам надо спешить, – сказала она строго. – Ты подчиняешься мне, Юсси. Покажи мне свою грудь!
На Юсси страшно было смотреть. Он тяжело дышал, испуганный, остолбеневший, не зная, бежать ему прочь или оставаться. София подошла к нему. Но он оттолкнул её локтем. Этого ему делать не следовало. Крепко схватив Юсси, она разорвала его рубашку.
А под нею, на груди у Юсси, алело клеймо Катлы. Драконья голова, яркая, как кровь.
Тут София стала бледнее бледного.
– Предатель, – сказала она. – Будь ты проклят за зло, которое причинил долинам Нангиялы!
Юсси наконец воспрял духом. Со страшными проклятиями кинулся он к своей лошади. Но Хуберт был тут как тут и преградил ему путь. Тогда Юсси неистово заметался в поисках другого пути, чтобы ускользнуть. И вдруг он увидел лодку. Одним прыжком он очутился в ней, и, не успели София с Хубертом подбежать к берегу, как течение унесло лодку за пределы досягаемости.
Тогда Юсси засмеялся, смех его был мерзок и отвратителен.
– Я покараю тебя, София! – кричал он. – Когда я стану наместником Долины Вишен и вернусь, я жестоко покараю тебя!
«Несчастный ты дурень, никогда больше не попадёшь ты в Долину Вишен, – подумал я. – Ты попадёшь в водопад Кармафаллет».
Он попытался грести, но яростные волны швыряли лодку в затягивавшие её водовороты и неистово боролись друг с другом, пытаясь сокрушить её. Они вырвали вёсла у Юсси из рук. А тут подоспела пенистая, шипящая волна и опрокинула его в воду. Тогда я заплакал, желая ему спасения, несмотря на то что он был предателем. Но спасения для Юсси не было, я это знал. Это было так ужасно и так горестно – стоять в сумерках, и смотреть, и знать, что Юсси совершенно одинок и беспомощен в этих водоворотах. Один раз мы увидели, как он поднялся на гребень волны. Затем он снова погрузился в пучину. И больше мы его уже не видели.
Теперь почти стемнело. Теперь, когда Река Древних Рек подхватила Юсси и понесла его в водопад Кармафаллет.
15
В конце концов настал день битвы, которого все ждали. В тот день буря бушевала над Долиной Терновника так, что деревья клонились к земле и ломались. Но это, верно, была вовсе не та буря, которую имел в виду Урвар, говоря:
– Грянет буря свободы, она сокрушит насильников подобно тому, как она рушит и валит деревья. С грохотом промчится она, сметая всякое рабство на своём пути и возвращая нам наконец свободу!
Он сказал это на кухне Маттиаса. Туда тайно приходили люди, чтобы послушать и увидеть его. Да, они хотели видеть его и Юнатана.
– Вы оба – наше утешение и наша надежда, вы – всё, что у нас есть, – говорили они. И, крадучись, приходили по вечерам в Маттиасгорден, хотя знали, как это опасно.
– Потому что они хотят слушать о буре свободы, точь-в-точь как дети хотят слушать сказки, – объяснял Маттиас.
День битвы – единственное, о чём они думали и к чему стремились. Да и неудивительно. После бегства Урвара Тенгиль стал ещё более жестоким, чем прежде. Каждый день придумывал он всё новые и новые казни и муки для жителей Долины Терновника, поэтому они ещё неистовей, чем когда-либо, ненавидели его, а в долине ковали всё больше и больше мечей.
Из Долины Вишен являлось на помощь всё больше и больше борцов за свободу. У Софии и Хуберта были тайные военные лагеря в самых дальних лесных чащобах, у Эльфриды. Иногда по ночам София проходила подземным ходом в кухню Маттиаса, и они строили военные планы, она, Урвар и Юнатан.
Я лежал там и слушал, потому что спал я теперь на диване в кухне, ведь Урвару тоже нужно было укрываться в тайнике. И всякий раз, когда приходила София, она говорила:
– А, вот и мой спаситель! Я ведь не забыла поблагодарить тебя, Карл?
И тогда Урвар всякий раз повторял, что я герой Долины Терновника, я же думал о Юсси, лежавшем в тёмной воде, и был страшно опечален.
София заботилась также и о хлебе для Долины Терновника. Его переправляли из Долины Вишен по горным тропам и доставляли контрабандой через подземный ход. Маттиас расхаживал с заплечным мешком на спине и тайком разносил хлеб по дворам. Я не знал прежде, что люди могут стать такими счастливыми при виде маленького ломтика хлеба. Теперь я это видел, потому что сопровождал Маттиаса в его странствиях. И я видел, как мучились люди в долине, и слышал, как они говорят о дне битвы, они жаждали, чтобы день этот пришёл скорее.
Сам я страшился этого дня, но всё-таки уже почти мечтал о нём, да, и я тоже. Потому что невыносимо было только томиться в ожидании. А также и опасно, считал Юнатан.
– Нельзя так долго держать всё в тайне, – говорил он Урвару. – Наша мечта о свободе может быть уничтожена легче лёгкого.
И, ясное дело, он правду говорил. Стоило лишь кому-нибудь из людей Тенгиля обнаружить подземный ход или же начать новые обыски в домах, как Юнатана и Урвара обнаружили бы в их тайнике. Я дрожал при одной мысли об этом.
Но люди Тенгиля были, похоже, слепы и глухи, иначе они, верно, заметили бы что-нибудь. Если бы они как следует прислушались, они, верно, услыхали бы, как начала глухо греметь буря свободы, которой предстояло вскоре потрясти всю Долину Терновника. Но люди Тенгиля ничего не услыхали.
