– Но они оба уже старые, – говорю я.
– Трине сорок три. В сорок три можно родить. Маме Мэдди сорок три, и она недавно родила.
– Правда?
– Что если это будет мальчик?
Наш папа – и сын? Поразительная мысль. Папа не особо спортивный, без традиционной мужественности. Конечно, ему нравится ездить на велосипеде и играть в парный теннис весной. Но он наверняка захочет делать с сыном что-то, чего не делал с нами, потому что нам было неинтересно. Ловить рыбу, например. Футбол он не любит. Футболом больше увлекается Трина.
Когда наша мама была беременна Китти, Марго хотела еще одну сестру, а я – брата. Девочки Сонг и их братишка. Было бы здорово наконец получить младшего брата. Особенно если мне не придется жить дома и слушать плач младенца по ночам. Я буду покупать ему маленькие валяные ботиночки и свитера с лисами и зайцами.
У Китти на щеках расцветают красные пятна. В этот момент она очень похожа на маленькую девочку.
– Я не хочу еще одного ребенка. Тогда я окажусь средней сестрой, никакой.
– Эй! – возмущаюсь я. – Сейчас средняя сестра я!
– Марго старшая и самая умная, а ты самая красивая.
Я самая красивая? Китти так про меня думает? Я стараюсь не показывать своего удовольствия.
– Я просто младшая. Если у них появится ребенок, мне и этого не останется.
Я откладываю ноутбук.
– Китти, ты не просто младшая девочка Сонг! Ты самая дикая, язвительная, колючая.
Китти поджимает губы, но не может удержаться от улыбки.
Я добавляю:
– И, что бы ни случилось, Трина тебя любит. Всегда будет любить, даже если у нее родится свой ребенок, в чем я сомневаюсь. Постой, – останавливаюсь я, – ты правда считаешь, что я самая красивая?
– Нет, беру свои слова обратно! Я наверняка буду самой красивой к старшим классам. Ты можешь быть самой милой.
Я спрыгиваю с дивана и ловлю ее, словно хочу потрясти. Она хихикает.
– Я не хочу быть самой милой, – говорю я.
– Но так уж получается. – Она говорит это не для того, чтобы обидеть, но на комплимент непохоже. – А какие мои черты ты бы хотела иметь?
– Твое упрямство.
– А что еще?
– Твой нос. Маленький хорошенький носик, – я его трогаю пальцем. – А ты – из моих?
Китти пожимает плечами:
– Не знаю.
Потом она начинает смеяться, и я трясу ее за плечи.
Весь вечер я продолжаю размышлять о ее словах. Я не думала о том, что у папы и Трины может быть ребенок. Но у Трины детей нет, только золотистый ретривер Симона, с которой она обращается как с ребенком. Может, она захочет завести собственного ребенка? А папа никогда об этом не говорил, но вдруг он захочет завести сына? Этот ребенок будет на восемнадцать лет младше меня. Какая странная мысль. Еще более странно думать, что я уже могла бы иметь собственного ребенка.
Что бы сделал Питер, если бы я забеременела? Я не могу этого представить. Моей фантазии хватает только на выражение лица папы от такой новости.
На следующее утро, когда мы с Питером едем в школу, я украдкой смотрю на него.
– Мне нравятся твои гладкие щеки, – говорю я, – как у ребенка.
– Я мог бы вырастить бороду, если бы захотел, – говорит он, трогая свой подбородок. – Густую.
Я с любовью говорю:
– Нет, ты бы не смог. Но однажды сможешь. Когда станешь мужчиной.
– Я мужчина, – хмурится он. – Мне восемнадцать!
Я фыркаю:
– Ты даже обед сам себе не готовишь. Ты умеешь стирать белье?
– По всем важным признакам я мужчина, – хвастается он, и я закатываю глаза.
– Что бы ты сделал, если бы тебя призвали служить в армии?
– Э-э-э… разве студентов колледжа не освобождают от службы? И разве призыв еще существует?
Я не знаю ответов на эти вопросы, поэтому перехожу к следующему:
– Что бы ты сделал, если бы я сейчас забеременела?
– Лара Джин, мы не занимаемся сексом. Это было бы непорочное зачатие.
– А если бы занимались? – настаиваю я. Он стонет.
– Ну и вопросы! Я не знаю. Откуда я знаю, что бы я сделал?
– Что ты думаешь?
Питер не колеблется.
– Я бы сделал то, что ты скажешь.
– Ты не хотел бы обсудить и решить вместе?
Я его проверяю, хотя не знаю, зачем.
– Не мне придется носить ребенка. Твое тело, тебе и решать.
Его ответ меня устраивает, но я не останавливаюсь.
– Что если бы я сказала… давай оставим ребенка и поженимся?
Питер снова не задерживается с ответом.
– Я бы сказал – да, конечно!
Теперь я хмурюсь.
– «Конечно»? Вот так просто? Самое важное решение в жизни, а ты просто говоришь «конечно»?
– Да, потому что я уверен.
Я наклоняюсь к нему и прижимаю ладони к гладким щекам.
– Вот поэтому ты все еще мальчик. Ты слишком уверен.
Он хмурится:
– Почему ты так говоришь, словно это плохо?
Я отпускаю его.
– Ты всегда так во всем уверен. Никогда не сомневаешься.
– Ну, в этом я точно уверен, – говорит он, глядя прямо перед собой. – Я не стану таким отцом, как мой, сколько бы лет мне ни было.
Я затихаю и чувствую себя виноватой, оттого что напомнила о неприятном. Я хочу спросить, пытался ли его отец извиниться, но закрытое выражение лица Питера мне не дает. Только хочется, чтобы они разобрались в своих отношениях, прежде чем Питер пойдет в колледж. Потому что прямо сейчас Питер еще мальчик, и я думаю, что в глубине души все мальчики хотят знать своего отца, как бы он себя ни вел.
После уроков мы заезжаем за сэндвичами. Питер вгрызается в сэндвич с жареной курицей прежде, чем мы выедем с парковки. Прожевывая очередной кусок, он говорит:
– Ты правда не можешь представить себя замужем за мной?
– Я этого не говорила!
– В некотором смысле сказала. Ты сказала, что я еще мальчик и что ты не вышла бы замуж за мальчика.
Ну вот, я задела его чувства.
– Я не это имела в виду. Я говорила о том, что не представляю, как могла бы сейчас выйти замуж. Мы оба еще дети. Как мы можем растить ребенка? – Не подумав, я добавляю: – Хотя папа мне выдал полный набор контрацепции для колледжа, так что волноваться не о чем.
Питер чуть не давится сэндвичем.
– Набор контрацепции?
