Он ныряет и обхватывает меня за талию, но не топит, а целует. Кожа у него прохладная и гладкая и губы – тоже.
Я отодвигаю его и шепчу:
– Не целуйся, вокруг дети!
– И что?
– Никто не хочет видеть, как подростки целуются в том же бассейне, в котором играют дети. Так не делают.
Я понимаю, что это ханжество, но мне не все равно. Когда я была маленькой, мне было неловко заходить в бассейн, пока там плескались подростки, потому что казалось, что бассейн принадлежит им.
– Смешная ты, Кави, – хохочет Питер.
Отплыв в сторону, он повторяет: «Так не делают!» – и снова заходится хохотом.
Спасатель дует в свисток, сообщая, что настала очередь взрослых, и дети выбираются на берег, включая меня и Питера. Мы возвращаемся на шезлонги, Питер сдвигает их поближе.
Я поворачиваюсь на бок, щурясь от солнца, и спрашиваю:
– Как думаешь, сколько должно быть лет, чтобы было разрешено плавать со взрослыми: восемнадцать или двадцать один?
– Не знаю. Двадцать один? – Он читает что-то с телефона.
– Может, восемнадцать. Нужно спросить. – Я надеваю очки и начинаю петь «Шестнадцать, скоро семнадцать» из «Звуков музыки». – Тебе нужен кто-то старше и мудрее, чтобы говорил, как жить. – Я щелкаю Питера пальцем по носу.
– Эй, я старше тебя, – возмущается он. Я глажу его по щеке и пою дальше:
– Мне семнадцать, скоро восемнадцать, за тобой я присмотрю.
– Обещаешь?
– Спой для меня, всего разочек, – прошу я. Питер отвечает выразительным взглядом. – Пожалуйста! Мне нравится, как ты поешь. У тебя такой чистый голос.
Он не может не улыбнуться. Питер не может устоять перед комплиментами.
– Я не знаю слов, – отговаривается он.
– Знаешь! – Я изображаю, что машу над ним волшебной палочкой. – Империо! Постой, ты помнишь, что это значит?
– Это… непростительное заклинание?
– Да, очень хорошо, Питер К. И что оно делает?
– Заставляет делать то, чего ты делать не хочешь.
– Превосходно, юный волшебник. Еще не все потеряно. А теперь пойте!
– Маленькая ведьма. – Он осматривается, проверяя, не слушает ли кто-нибудь, а потом тихо поет: – Мне нужен кто-то старше и мудрее, чтобы говорил, как жить… Тебе семнадцать, скоро восемнадцать, можешь меня научить.
Я восторженно хлопаю в ладоши. Что может быть приятнее, чем заставить мальчика подчиниться твоей воле? Я придвигаюсь к нему ближе и обвиваю его шею руками.
– Теперь ты ко мне пристаешь на публике! – говорит он.
– У тебя правда очень красивый голос, Питер. Не стоило тебе бросать хор.
– Я ходил в хор только потому, что туда ходили все девчонки.
– Тогда и не думай вступать в хор в университете. И никаких групп а капелла. – Я шучу, но Питер напрягается. – Шутка! Вступай в хоры и а капелла сколько хочешь! Хотя «Хуллабаху», хор а капелла в университете Вирджинии, все равно мужской.
– Я не хочу петь а капелла. И не собираюсь смотреть на других девчонок.
Ох.
– Конечно, ты будешь на них смотреть. У тебя же есть глаза. Честное слово, это такая же глупость, как когда говорят, что не замечают цвет кожи, хотя все это видят.
– Но я не об этом!
– Знаю, знаю. – Я сажусь и снова достаю учебник французского. – Ты правда не собираешься готовиться к экзамену по истории?
– На этом этапе мне достаточно получить зачет, – напоминает он.
– Должно быть славно, должно быть славно… – пою я.
– Можно подумать, из Уильяма и Мэри тебя выгонят, если ты получишь тройку по французскому, – говорит Питер.
– Французский меня не волнует. А вот экзамен по алгебре в пятницу…
– Ну и что? За тройку по алгебре тебя тоже не выгонят.
– Может, и нет, но я все равно хочу окончить с хорошими оценками, – говорю я.
Май почти закончился, и начался финальный отсчет. Последняя неделя школы. Я вытягиваю руки и ноги, щурюсь от солнца и счастливо вздыхаю.
– Давай в следующие выходные ходить сюда каждый день?
– Не могу. Я еду в тренировочный лагерь, помнишь?
– Уже?
– Да. Так странно, что сезон закончился и я больше не буду играть с командой.
Команда нашей школы по лакроссу не прошла в чемпионат штата. Ребята знали, что шансов мало. Как любит говорить Питер, «я в команде один». Ха! В следующие выходные он поедет в тренировочный лагерь со своей новой командой от университета Вирджинии.
– Предвкушаешь встречу с новой командой? – спрашиваю я.
– Некоторых я уже знаю, но да. Должно быть круто. – Он принимается заплетать прядку моих волос. – Кажется, у меня стало лучше получаться.
– У тебя все лето практики впереди, – говорю я, наклоняясь, чтобы ему было удобнее. Он ничего не отвечает.
Глава 24
В КОНЦЕ УЧЕБНОГО ГОДА ВСЕГДА ВОЗНИКАЕТ ОСОБЕННОЕ ОЩУЩЕНИЕ, но в этом году оно сильнее, потому что следующего не будет. Атмосфера завершения. Учителя приходят на уроки в шортах и футболках и вместо занятий показывают нам фильмы, пока разбирают свои письменные столы. Ни у кого больше нет энергии на учебу. Мы просто считаем дни до окончания. Все знают, куда пойдут дальше, и школа уже как будто осталась позади. Жизнь движется и быстро, и медленно, и ты вроде бы находишься одновременно в двух местах.
Выпускные экзамены проходят хорошо, даже алгебра дается легко. И все – для меня школа подходит к концу. Питер уезжает в тренировочный лагерь. Проходит всего один день, а я уже по нему тоскую, как по Рождеству в июле. Питер – мой горячий шоколад, мои красные митенки, мое рождественское утро.
Он сказал, что позвонит, как только вернется с тренировки, поэтому я держу телефон под рукой с включенным звуком. Утром он звонил, пока я была в душе, а когда я увидела звонок, уже было поздно. Это ждет нас в будущем? Все будет иначе, когда у меня будет свое расписание и занятия, но сейчас я как будто стою на вершине маяка и жду, когда вернется корабль моего возлюбленного. Для романтической натуры это чувство приятное, по крайней мере, пока. Будет не так приятно, когда новизна развеется и я привыкну к тому, что не могу видеть Питера каждый день, но пока в тоске есть свое извращенное удовольствие.
Вечером я спускаюсь вниз в длинной белой ночной рубашке, в которой, по словам Марго, похожа на героиню «Маленького домика в прерии», а по словам Китти – на привидение. Сев за стол, я открываю банку с персиками и ем их вилкой прямо из банки. Когда прокусываешь пропитанный сиропом персик, это доставляет необычайное удовольствие.
Я вздыхаю, и Китти поднимает глаза от компьютера и спрашивает:
