Я киваю. Мне мучительно видеть боль в его глазах, которую он так старается скрыть, но, похоже, если я продолжу, станет только хуже. Я хочу, чтобы ему стало легче. И вспоминаю про подарок.
– У меня для тебя кое-что есть!
На его лице появляется выражение облегчения, напряжение уходит из плеч.
– Подарок на выпускной? А у меня для тебя ничего нет…
– Ничего, я и не ждала. – Я вынимаю альбом из шляпной коробки и вручаю ему. Сердце у меня отчаянно колотится от нервного предвкушения. Это его обязательно порадует.
– Давай открывай!
Он медленно подчиняется. Первая страница – это фотография, которую я нашла в коробке из-под обуви, когда мы с Китти разбирали чердак, чтобы освободить место для коробок Трины. Это один из немногих снимков того времени, когда мы учились в средней школе. Мы ждем автобус в первый день занятий. Питер обнимает за плечи Джона Макларена и Тревора Пайка. Мы с Женевьевой держимся под локоть. Она рассказываем мне на ухо какой-то секрет. Наверное, про Питера.
Я повернулась к ней и не смотрю в камеру. На мне серая майка Марго и джинсовая юбка. Я помню, что чувствовала себя в ней очень взрослой, уже подростком. У меня длинные прямые волосы, почти такие же, как сейчас. Женевьева пыталась уговорить меня подстричься перед началом школы, но я отказалась. Мы все такие маленькие. У Джона розовые щеки, у Тревора – пухлые, у Питера худые ноги.
Под фотографией я написала: «НАЧАЛО».
– Ав-в, – нежно говорит Питер. – Малышка Лара Джин и малыш Питер. Где ты это нашла?
– На чердаке.
Он щелкает пальцем по улыбающемуся лицу Джона.
– Придурок.
– Питер!
– Шучу.
В альбоме есть наше фото с осеннего праздника. С прошлого Хэллоуина, когда я была одета как Мулан, а Питер – как дракончик. Чек из «Терпкого и сладкого». Одна из записок Питера: «Если ты приготовишь дурацкое печенье Джоша с белым шоколадом и клюквой, а не мое с цукатами, все кончено». Фотографии с Недели выпускников. С выпускного бала. Высушенные лепестки розы из моей бутоньерки. Фотография а-ля «Шестнадцать свечей».
У меня остался билет с нашего первого настоящего свидания, его записка «Ты мне нравишься». Они спрятаны в моей шляпной коробке. Я никому их не отдам.
Но самое главное в альбоме – мое письмо, которое я написала давным-давно и которое привело нас друг к другу. Я хотела его сохранить, но потом мне показалось правильным, если оно будет у Питера. Однажды все это станет доказательством, что мы были вместе, что любили друг друга. Это гарантия того, что, что бы ни случилось с нами в будущем, это время принадлежало нам.
Добравшись до этой страницы, Питер останавливается.
– Я думал, что ты хотела его сохранить, – говорит он.
– Хотела, но потом решила, что оно должно быть у тебя. Только пообещай, что сохранишь его навсегда.
Он переворачивает страницу. Там фотография с того вечера, когда мы водили мою бабушку в караоке. Я пела «You’re So Vain» и посвятила песню Питеру. Питер пел «Style» Тейлор Свифт. А потом пел дуэтом с моей бабушкой «Unchained Melody». Потом бабушка заставила нас обоих пообещать пойти на курсы корейского в университете. В тот вечер бабушка и Питер снимали множество селфи. Одно бабушка сделала фоном в своем телефоне. Ее друзья по дому сказали, что он выглядит как кинозвезда. Я совершила ошибку, рассказав Питеру, и он неделями этим хвастался.
На этой странице он задерживается. Но когда он ничего не говорит, я вставляю:
– Так ты сможешь нас вспоминать.
Он захлопывает альбом.
– Спасибо, – говорит он с быстрой улыбкой. – Это замечательно.
– Ты не посмотришь остальное?
– Посмотрю позже.
Питер говорит, что ему пора возвращаться домой и собирать вещи на Пляжную неделю. Но перед тем, как мы спускаемся, я спрашиваю, в порядке ли он, и он убеждает меня, что да.
* * *
Потом Марго приходит помочь мне собирать вещи. Я сижу на полу, скрестив ноги, и складываю в чемодан то, что она мне подает. Я не перестаю переживать за Питера, поэтому рада компании.
– Не могу поверить, что ты уже окончила школу, – говорит Марго, складывая футболки в стопку. – У меня в голове тебе столько же лет, сколько было, когда я уезжала. Милая Лара Джин, всегда шестнадцатилетняя, – дразнится она.
– Теперь я почти такая же взрослая, как ты, Гоу-Гоу, – отвечаю я.
– Несмотря на это, ты всегда будешь ниже меня ростом, – говорит она, и я кидаю в нее бикини. – Скоро мы будем собирать тебя в колледж.
Я засовываю плойку в карман чемодана.
– Марго, когда ты приехала в колледж, то по чему больше всего скучала?
– По вам, конечно.
– А еще? Было что-то, чего ты не ожидала?
– Я скучала по тому, как целую Китти на ночь после того, как она приняла ванну и у нее чистые волосы.
Я фыркаю.
– Редкий случай!
Марго не торопится, припоминая.
– Мне не хватало хорошего гамбургера. В Шотландии они другие на вкус. Больше похожи на мясную запеканку. Мясную запеканку внутри булки. Хм, что еще… Скучала по тому, как катала вас в машине. Я чувствовала себя капитаном корабля. И мне не хватало твоей выпечки!
– Какой именно? – спрашиваю я.
– М-м?
– Какой выпечки тебе больше всего не хватало?
– Лимонного торта.
– Сказала бы мне, я бы тебе прислала.
Марго улыбается:
– Подозреваю, что посылать выпечку за океан невероятно дорого.
– Давай испечем его сейчас! – предлагаю я, и Марго радостно вскидывает ноги.
Именно это мы и делаем. Китти спит, папа и Трина у себя в спальне за закрытой дверью. Хотя мне очень нравится Трина, но я не сразу к этому привыкла. Папа никогда не запирал дверь. Но ему, наверное, нужно время, когда он перестает быть папой. Даже не для секса, а для того, чтобы поговорить с Триной и передохнуть. Но и для секса тоже, наверное.
Марго отмеряет муку, а я спрашиваю:
– Когда вы с Джошем впервые сделали это, вы ставили музыку?
– Я из-за тебя со счета сбилась! – Марго высыпает всю муку обратно в банку и начинает сначала.
– Так была музыка?
– Нет. Честное слово, ты любопытнее Китти!
Я катаю лимон по столу, чтобы согреть, прежде чем выжимать сок.
– Значит, было просто… тихо?
– Тихо не было. Было слышно, как кто-то стрижет лужайку. И у его мамы была включена сушилка. Сушилка в их доме очень громкая…
– Но мамы дома не было?
– Конечно, нет! Я бы так не смогла. Однажды моя соседка по комнате привела парня, и я притворилась, что сплю, но на самом деле пыталась не смеяться. Этот парень так тяжело дышал. И стонал.
