Противодействие гипотетической советской угрозе нефти Персидского залива стало стержнем американской политики в регионе. Об этом писал летом 1980 года Р. Рейган еще в бытность свою кандидатом на пост президента США: «Если отвлечься от всей риторики, то главная забота Америки на Ближнем Востоке должна состоять в том, чтобы не допустить, чтобы этот район подпал под господство Советского Союза. Если бы Москва или даже ее радикальные союзники в данном регионе сумели установить там свое господство или поставить под контроль нефтяные ресурсы Запада (либо в районе самих нефтяных месторождений, либо в различных ключевых пунктах вдоль путей перевозки нефти), то экономика крупных промышленно развитых государств оказалась бы под угрозой, а способности НАТО и Японии противостоять советскому давлению был бы нанесен опасный ущерб. По сути дела, если какое-нибудь американское правительство допустило бы такое положение, при котором поставки нефти его союзникам оказались бы под вопросом, то это почти наверняка повлекло бы за собой нейтрализацию Западной Европы и Японии, окружение Китая, а в конечном счете и изоляцию самого американского правительства»344.
В конце 70-х – начале 80-х годов и аналитики ЦРУ, и крупные американские политологи стали высказывать предположение, что в СССР возникнет нехватка нефти, поэтому, не имея средств для ее импорта, СССР попытается распространить свое господство на зону Персидского залива345. Так был сделан поворот на 180° от оценок ситуации в начале 60-х годов, когда речь шла об угрозе потока советской дешевой нефти на Запад.
Подход СССР и Запада к нефтяным проблемам был асимметричным. После Второй мировой войны нормальная жизнедеятельность всей экономики Запада – в одних странах больше, в других меньше – зависела от регулярных поставок нефти из бассейна Персидского залива и из Северной Африки. Советский Союз на протяжении всего XX века оставался чистым экспортером нефти. Рост советского экспорта нефти в конце 50–60-х годах был таков, что на Западе стали говорить об «опасности советского демпинга». Это было одним из аргументов для снижения нефтяными компаниями цен на нефть в начале 60-х годов, чтобы уменьшить отчисления нефтепроизводящим странам. Шок от этого решения вызвал образование Организации стран – экспортеров нефти (ОПЕК), ставшей на время эффективным картелем, определявшим цены на жидкое горючее, что привело к перераспределению доходов в пользу ее членов за счет нефтедобывающих компаний.
Вопрос о западных нефтяных концессиях был частью достаточно успешной «антиимпериалистической» риторики СССР и в высшей степени болезненно воспринимался на Западе. В конце концов, одной из целей свержения умеренного буржуазно-реформистского правительства Мосаддыка в Иране было сохранение западного контроля над иранской нефтью. Эгоистическая и недальновидная политика и нефтяных компаний, и западных правительств питала антизападные движения в этом регионе.
В советской пропаганде и литературе по Ближнему и Среднему Востоку сложилась устойчивая оценка нефтяных концессий как основы всего западного политического влияния. Конечно, эта мысль вписывалась в стереотипы холодной войны, увязывалась с «агрессивными блоками», военными переворотами, осуществляемыми в «интересах нефтяных магнатов», но в общем-то была правильной. Как и вся советская антизападная политика и риторика в 50–60-х годах, она в целом отвечала устремлениям и чаяниям народов региона.
Постепенное отступление западных компаний, отказ их от концессионной системы, выработка новых форм сотрудничества с нефтепроизводящими странами – все это демонстрировало справедливость требований производителей нефти и как бы подтверждало правильность позиции СССР, поддерживавшего эти требования.
Никогда ни западным лидерам, ни западной пропаганде не удавалось убедить народы и политических лидеров региона хотя бы в своем объективистском подходе к нефтяным проблемам. Начиная с переворота в Иране и кончая американской войной против Ирака, захватившего Кувейт, речь шла не о поставках нефти как таковых. Всем было известно, что производители нефти «могут с ней сделать все что угодно, только не выпить ее». Подразумевалось, что производители жидкого горючего столь же заинтересованы в продаже нефти, как Запад – в ее покупке. Речь шла об условиях поставки нефти, о ценах на нее. Но значение нефти превратило коммерцию в вопрос и региональной, и глобальной политики и стратегии, не раз приводило в действие механизм военно-политической вовлеченности США в дела региона, пока не привело к настоящей войне против Ирака.
Не исключено, что в период глобальной советско-американской конфронтации политическая логика действий СССР обусловливала цель максимально «навредить» США. Но можно привести несколько аргументов, которые, как представляется, говорят о том, что задачи захвата нефти Ближнего и Среднего Востока Советский Союз вообще не ставил. Во-первых, даже не очень компетентные политики понимали, что любой серьезный шаг в этом направлении будет расценен как угроза жизненно важным интересам США и Запада в целом и будет считаться актом войны с вытекающими отсюда последствиями. А задача избежать «горячего конфликта» с США определяла политику сменявшегося советского руководства и на глобальном, и на региональном уровне. Во-вторых, сам догматический детерминизм мышления советских лидеров восставал против возможности и реальности манипулирования сложившейся системой экономических связей, определяемых для Ближнего и Среднего Востока потоками нефти. Советский Союз просто не мог быть заменой Западу в регионе в качестве экономического партнера. Даже в малой степени он не мог ни поглотить нефть из региона, ни поставить сюда оборудование, товары, продовольствие. В-третьих, СССР все больше интегрировался в мировое хозяйство, зависел от импорта передовой технологии, продовольствия и частично товаров широкого потребления. Кроме того, торговля СССР со странами Ближнего и Среднего Востока росла. Стабильные доходы экспортеров нефти означали более или менее стабильные платежи за поставки оружия и промышленного оборудования. И в этом смысле СССР не был заинтересован ни в подрыве западной экономики, ни в нарушении экономических связей региона с Западом.
Что было на деле? Пожалуй, было, во-первых, политическое желание поддержать усилия стран – производителей нефти добиться больших прав распоряжаться собственными ресурсами и, соответственно, большего объема политической независимости. Поэтому СССР в пропаганде и политических акциях поддерживал и ликвидацию концессий, и национализацию имущества западных нефтяных компаний, и создание ОПЕК. Во-вторых, ОПЕК в духе существовавшей мифологии описывалась как «объективно антиимпериалистическая организация», успехи которой связаны с продвижением социализма во всем мире, и использование «нефтяного оружия» арабскими государствами приветствовалось. В-третьих, поддержка ОПЕК в ее стремлении поднять цены на нефть отвечала интересам Советского Союза – крупного экспортера нефти и газа, так как это означало существенное увеличение его доходов. Правда, как показало развитие событий, СССР при существовавшем тогда затратном экономическом механизме просто проел дополнительные десятки миллиардов долларов доходов, полученных после 1973 года. Он не сумел их эффективно использовать, а внутреннее потребление энергии граничило с транжирством в контрасте с мерами экономии, принятыми Западом.
