С.Д. Сазонов, министр иностранных дел Российской империи (1910–1916)
Распад СССР означал крупнейшую геополитическую катастрофу второй половины ХХ века. На месте прежней сверхдержавы появилась Россия и 14 новых государств. Об этом написаны тысячи книг. Объяснение причин этой катастрофы, ее хода и деталей лежит вне темы данной книги, хотя в предыдущих главах были отражены некоторые элементы кризиса советского общества и системы власти. Отметим лишь вновь, что, с точки зрения автора, Россия и была Советским Союзом, то есть возглавляла федерацию зависимых от нее стран – советских республик. Ее административные границы стали международными (что породило нерешенные до настоящего времени проблемы), а сама Россия оказалась почти в границах ХVII века и вступила в полосу экономического, социального, военного, демографического упадка. Поэтому игнорировать воздействие этой внутренней ситуации на внешнюю политику России в целом и на Ближнем и Среднем Востоке и Северной Африки, в частности, просто невозможно.
Говорит Е.М. Примаков378, который обычно давал взвешенные оценки событий и не поддерживал резких оценок автора: 90-е годы были провальными для России. Это ясно совершенно. За 90-е годы мы потеряли больше в экономическом и научном плане, чем во время Второй мировой войны. В 90-х годах у нас родились олигархические структуры. Нужно было отказаться от всего, что было плохо в советский период, и взять все лучшее, что было в советский период, и объединить эти два момента. А мы старое разрушили до основания. В то время Ближний Восток вообще оказался вне зоны наших интересов. Самыми главными были отношения с США. Было ясно, что Ближний Восток не мог привлекать особое внимание России. С одной стороны, там не было холодной войны, а с другой, в России не было стабильности и у власти находились те, которые не считали, что Россия должна быть великой державой.
Внутри страны разрозненные и неоформленные политические силы взяли курс на восстановление капитализма (рыночная экономика, демократические политические системы и свободы, западноевропейские и американские моральные ценности) и на полное разрушение советского наследия. Задачи внешней политики состояли во вхождении в западные структуры – экономические, финансовые, политические, многие говорили: военные – в качестве их составной, но самостоятельной части. В употреблении остались прекраснодушные горбачевские заявления об «общечеловеческих ценностях» и «новом политическом мышлении». И американские и европейские политики, электронные и печатные СМИ Запада твердили о том, что в холодной войне якобы не было победителей, а был побежден только «тоталитаризм». Это тиражировалось и российскими СМИ и ласкало слух дезориентированных масс и складывающейся новой политической элиты, особенно ее прозападной части. Но надежды обернулись разочарованием. Лидеры и политические, финансовые и другие элиты стран Запада просто не собирались принимать Россию в качестве составной части в свой мир.
Россия, казалось, погружалась в дальнейший хаос и слабела. В то же время США давали четверть мирового ВВП, на них приходилась половина мировых военных расходов.
Не приспособленная ни к конкуренции, ни к жестким нравам свободного рынка Россия оказалась бессильной перед натиском Запада. Коррумпированная сверху донизу, она была отдана на разграбление и своим нуворишам и их западным партнерам. За четверть века за рубеж с помощью черных, серых и легальных схем было перекачано от одного до двух триллионов долларов, что можно считать как бы контрибуцией, выплаченной Россией за поражение в холодной войне. Рухнуло большинство самых передовых отраслей российской промышленности, а сама страна стала сырьевым, нефтегазовым придатком мировой экономики. На грани гибели оказался ВПК. Надломились, хотя частично устояли научные исследования. Армия слабела, морально разлагалась. Лишь ракетно-ядерный комплекс сохранил свою боеспособность.
В условиях эйфории от неожиданной и полной победы западные лидеры просто решили брать то, что плохо лежит, не задумываясь о том, что для стабильности нового мироустройства в стратегическом плане требовалось партнерство с Россией, учитывающее взаимные интересы безопасности. Министр иностранных дел Франции Ю. Ведрин писал: «Считая себя победителем в третьей мировой, то есть холодной войне, Запад уверовал в беспредельность своих возможностей, и, опираясь на технологическое превосходство, не видит причин, которые помешали бы ему повсеместно навязывать свои взгляды»379. Зачем считаться со слабеющей Россией?
Автор назвал главу «Окаянные девяностые», используя заголовок «Окаянные годы» знаменитой книги Ивана Бунина времен революции и Гражданской войны. Но эти слова намеренно провокационные. Еще до начала внутренней стабилизации России, до начала экономического развития, до поворота к укреплению обороноспособности Россия «вдруг» перестала во всем «соглашаться с США». Даже на Ближнем и Среднем Востоке, про которые Москва как будто бы забыла…
И.С. Иванов
[19]380. Великая держава была охвачена глубочайшей внутренней трансформацией. Речь шла о всеобщем кризисе и хаотичности перемен. Это не могло не отразиться на внешнеполитическом курсе. Практически в одночасье Россия оказалась в совершенно новой геополитической обстановке. Как и все российское общество, наша внешняя политика должна была пройти через период «революционной эйфории», переболеть некоторыми «детскими болезнями».
Автор. Но оставались традиции тысячелетнего государства. Оставались национальные интересы.
И.С. Иванов. В общественном сознании тогда царила эйфория надежд на перемены к лучшему…
Автор. Все это создавалось и подогревалось СМИ под примитивным лозунгом «Запад нам поможет».
И.С. Иванов. Не только СМИ. В начале 90-х многим казалось, что Запад из «врага» уже превратился в «друга». Поэтому стоило лишь сменить политические ориентиры, как проблемы начнут решаться сами собой. Надеялись, что в экономике резкая либерализация цен и включение рыночных механизмов сразу улучшат ситуацию, создадут положительную динамику развития, а сближение с западными странами мобилизует массированную экономическую поддержку.
Автор. Я помню, что Егор Гайдар, придя в «Правду» заведующим экономическим отделом, еще в 80-х годах заявил: «Мы должны закрыть глаза и броситься в рыночную экономику». Вот и бросились.
И.С. Иванов. Да, эти завышенные ожидания отразились даже во внешнеполитической концепции России, принятой в 1993 году. В начале 90-х годов действительно была сделана ставка на ускоренную интеграцию России в евроатлантические структуры. Говорили об установлении «союзнических» отношений с Западом. Но к этому ни Россия, ни сами западные страны готовы не были. Мы и они по-разному понимали смысл «союзнических отношений». Многие в США, да и в некоторых странах Западной Европы пребывали в упоении победой в холодной войне. В новой России они не видели равноправного союзника. В лучшем случае она должна была играть роль младшего партнера. Любое же проявление самостоятельности тут же объявлялось «рецидивом» советской «имперской» политики.
