Англоязычная «Аль-Ахрам уикли» писала: «Х. Мубарак привез с собой в Москву не только стремление поднять на новый уровень двусторонние экономические связи. Он хотел дать понять России, что ей следует быть на высоте своей ответственности в качестве коспонсора ближневосточного мирного процесса, и предупредить, что, если Москва будет продолжать игнорировать отношения с арабским миром, тот, в свою очередь, постепенно забудет Россию»418.
«Египтяне до сих пор помнят оказанную бывшим Советским Союзом помощь Египту в создании таких гигантов индустрии, как высотная Асуанская плотина, Хелуанский металлургический комбинат и алюминиевый комплекс в Наг-Хаммади, – отмечала влиятельная англоязычная «Иджипшн газет». – Теперь, в условиях падения идеологических барьеров, радикальных экономических и политических изменений в обеих странах, возникла необходимость строительства отношений на новой основе»419.
Политический диалог приобретал постоянный и доверительный характер – важный показатель ответственного подхода партнеров к наращиванию двусторонних отношений. Во второй половине 90-х продолжалось обновление российско-египетских межправительственных соглашений, что способствовало и расширению торгового обмена. Египет одобрил вступление России в ВТО.
Министр иностранных дел России И.С. Иванов посетил Каир в 2001 году. На встрече с президентом Египта И.С. Иванов назвал позицию Египта «выверенной и абсолютно правильной», направленной на достижение прочного и справедливого мира в регионе. Российский министр указал на поддержку мирной египетско-иорданской инициативы и доклада международной комиссии Джорджа Митчелла. «Мы считаем, – сказал И.С. Иванов, – что два упомянутых документа, при условии их выполнения, смогут вывести ситуацию из нынешнего очень сложного положения. Монополизация одним государством роли посредника в мирных переговорах загонит ситуацию в тупик. Россия должна играть более активную роль…»420
В мае 2002 года состоялся визит в Россию министра иностранных дел АРЕ Ахмеда Махера. Одной из главных тем переговоров в Москве стало наращивание торгово-экономических связей, объемы которых «не устраивали ни Москву, ни Каир». Обсуждались, разумеется, и ставшие традиционными темы: ближневосточный мирный процесс, главным образом израильско-палестинский трек, Ирак, Ливан, Судан, задача решения проблем региона политико-дипломатическими средствами.
С середины 90-х годов в политическом диалоге России с арабо-мусульманским миром и Египтом в частности особое место занимала проблема Северного Кавказа с акцентом на Чечню.
По Чечне в Каире придерживались позиции «позитивного нейтралитета». Она сводилась к тому, что, учитывая международную роль Египта в исламском мире, с одной стороны, и стремление Каира развивать дружественные отношения с Россией – с другой, руководство АРЕ стремилось содействовать развязке «кавказского узла». Каир выступал за мирное политическое решение накопившихся проблем, которое максимально учитывало бы интересы народов Кавказа, при признании чеченского конфликта внутренним делом России. Хотя местные СМИ выдерживали спокойный тон в оценке событий на Северном Кавказе, факты они черпали из западных источников, что не могло не оказывать влияния на рост антироссийских настроений египетских мусульман.
В 90-х годах российско-египетские отношения прошли два этапа в своей эволюции: «застойный», охватывающий первую половину последнего десятилетия ХХ века, и пришедший ему на смену этап оживления усилий Москвы и Каира, с целью преодолеть спад, расчистить завалы на пути обновления сотрудничества в соответствии с реалиями глобализирующегося мира. С середины 90-х годов начали формироваться более надежные условия – экономические и политические – для выполнения этой актуальной для обеих сторон задачи.
К началу 2000-х годов международная и региональная повестка дня становится центральной частью межгосударственных контактов двух стран. Совпадение позиций подталкивало их к углублению сотрудничества. Но экономическая слабость России, зависимость Египта от помощи США и его объем торгово-экономических отношений со странами Запада определяли его внешнеполитический курс. Для России Египет был желанным партнером. Но в конкретных условиях он просто не мог оказаться главными дверями, через которые Россия могла бы вернуться на Ближний Восток.
Глава 2
Возвращаться. Но как?
С произошедшими изменениями в системе современных международных отношений идеологические аспекты уходят на второй план… Что касается политики, то Россия являлась и является важным участником процесса ближневосточного мирного урегулирования, и, учитывая ее стабильность, дружественные отношения с арабским миром, а также прогрессирующие отношения России с Израилем, она может внести реальный вклад в дело стабилизации обстановки в регионе.
Амр Муса, министр иностранных дел Египта, затем генеральный секретарь Лиги арабских государств
В первом десятилетии ХХI века все отчетливее проявлялись противоречивые тенденции мирового развития, что не могло не сказаться на политике России на Ближнем и Среднем Востоке и в Северной Африке.
С одной стороны, шел процесс глобализации, изменялась социально-экономическая структура всего мира на базе информационных технологий, возрастала роль средств массовой информации и Интернета, всё большие масштабы приобретало трансграничное движение капиталов, товаров, людских масс. Шло быстрое возвышение стран бассейна Тихого океана и Азии, создавалась полицентричная система мира. Россия, укреплявшая свою государственность и экономику после кризисных 90-х годов, продолжала курс на вхождение в этот мир, но в качестве одного из его центров, требуя учета ее национальных приоритетов и задач национальной безопасности.
С другой стороны, США стремились закрепить свое лидерство, другими словами, доминирование в мире, опираясь на военное, финансовое, экономическое, информационное, инновационное превосходство. Это выражалось в расширении НАТО, в попытках решать возникающие кризисы силовым путем. На какое-то время в руководстве США возобладала теория и практика неоконсерватизма. Неоконы открыто декларировали «необходимость» американского лидерства, «превосходство» американских социальных и политических систем, «обязанность» всего мира следовать американским образцам. Они призывали экспортировать американские ценности, в том числе демократию, во все страны мира, если надо – силой.
Любопытно отметить, что среди отцов-основателей неоконсерватизма были и бывшие троцкисты, которые свои прежние убеждения по поводу экспорта социалистической революции перековали в мессианские призывы экспортировать буржуазные ценности США всеми методами, включая военные.
Теракты 11 сентября 2001 года позволили превратить их идеологические убеждения в политическую практику американской администрации, в том числе на Ближнем и Среднем Востоке. Видные неоконсерваторы Рамсфелд, Вулфовиц, Перл и некоторые другие заняли ключевые посты в администрации Буша-младшего.
«…Соединенные Штаты взяли на себя миссию самостоятельно определять, какое государство представляло собой угрозу международной безопасности, и без решения Совета Безопасности ООН, и даже в одиночку и превентивно применять против такого государства силу, – писал Е. Примаков. – Эта доктрина была выработана американскими неоконсерваторами»421.
