Переосмысление странами Персидского залива своей роли в сирийских событиях частично отразилось и на политическом климате в регионе. Симптоматично, что на саммите ЛАГ в Эль-Кувейте в марте 2014 года Саудовская Аравия и ее региональные партнеры вняли голосу Алжира, Египта, Ирака, Ливана и Судана и отказались от идеи предоставить место Сирии в ЛАГ оппозиционной Национальной коалиции. На саммит впервые с начала «арабской весны» в 2011 году были приглашены российские представители. Это стало свидетельством начала осознания разрушительных последствий для всех арабов нарастающего хаоса.
Американцы тоже были вынуждены корректировать линию. По крайней мере, публично признать, что террористы в Сирии являются серьезной силой706, и стали, наконец, говорить о необходимости коллективных усилий и в борьбе с джихадизмом. США и страны НАТО то объявляли о своих поставках оппозиции оружия и гуманитарной помощи, то прекращали военную помощь.
Что делать России?
Когда сирийский кризис уже был в разгаре, в январе 2012 года в Сочи собрался Международный дискуссионный клуб «Валдай» для обсуждения ближневосточной ситуации. Именно тогда, оценивая задачи российской политики в Сирии, автор этих строк сформулировал следующие идеи: «1. Прежде всего, необходимо прекратить кровопролитие. 2. Сирийский конфликт должны решать сами сирийцы политическими средствами, не прибегая к насилию. 3. Нельзя допустить иностранного вмешательства в сирийские дела». Такая позиция была поддержана присутствовавшим на встрече заместителем министра иностранных дел Михаилом Богдановым. Если посмотреть на российские предложения по Сирии в течение первых двух лет гражданской войны в этой стране, то они в разных вариантах, с разными оттенками, в разной последовательности сводились именно к этим трем пунктам. Автор совершенно не претендует на оригинальность подхода, на то, что он был «умнее» других, или на то, что его соображения стали основой внешнеполитических позиций РФ. Такой подход диктовался всей логикой действий российской дипломатии, причем не только на Ближнем и Среднем Востоке.
Со временем акценты менялись. К этой триаде добавилось требование о необходимости сохранения территориальной целостности и суверенитета Сирии, а также соблюдения прав национальных и конфессиональных меньшинств.
И еще один пункт, который принципиально изменился в отношении внешнего вмешательства. В Сирии на стороне режима в ответ на появление иностранных джихадистов стали сражаться отряды «Хезболлы», шиитские ополчения из Ирака, появились военнослужащие из Корпуса стражей иранской революции. Наконец, по просьбе сирийского правительства российские воздушно-космические силы начали наносить удары по наиболее одиозным террористическим группировкам. Почему и как это произошло, автор пытается объяснить в этой и следующей главе.
Россия поддерживала режим Асада, одновременно призывая к прекращению насилия и внутрисирийским переговорам. Почему она не осталась в стороне? В Москве сразу поставили вопрос, как говорится, ребром: а какова будет альтернатива баасистскому режиму? Только исламисты в крайних формах или полный хаос. Но именно этого не хотели понимать ее партнеры на Западе. Логика их поведения сводилась к одному: Б. Асад должен уйти, а там видно будет. Они погружались в мир иллюзий, что затягивало и усугубляло сирийскую трагедию.
Дипломатическая борьба России с целью достигнуть какого-либо политического урегулирования в Сирии в ходе первых лет гражданской войны изложена на основе блестящего труда дипломата и исследователя М. Ходынской-Голенищевой «На правильной стороне истории»707. Лично участвуя в работе российской дипломатии и внимательно изучая документы, она выверенно и точно определяет российские позиции в Совете Безопасности, в Совете по правам человека, в других органах или агентствах ООН, описывает российские усилия для достижения согласия с США, организации межсирийского диалога.
Автор не всегда согласен с тоном молодого исследователя. У нее еще чувствуется неостывший жар дипломатических схваток, молодое возмущение двойными стандартами западных партнеров. Но эти ее мысли и подача материала отражали настроения российского МИДа и российского руководства, что придает исследованию дополнительную ценность.
Автор этих строк руководствуется своим долгим, более чем полувековым личным опытом изучения международной политики. Как не вспомнить тройственную агрессию Англии, Франции, Израиля против Египта в 1956 году, когда операцию «Мушкетер» демократические правительства Англии и Франции начали по сговору с Израилем под предлогом того, что военные действия в зоне Суэцкого канала препятствуют его работе. Или «тонкинский инцидент» в 1964 году, когда военные корабли могучей морской державы США якобы были атакованы вьетнамскими торпедными катерами, что и стало предлогом многолетних бомбежек Вьетнама. Или бомбежки Сербии в 1999 году. Только что в одной из предыдущих глав мы упоминали о том, как госсекретарь США Колин Пауэлл в Совете Безопасности размахивал какой-то пробиркой якобы со спорами сибирской язвы, утверждая, что Ирак производит оружие массового уничтожения. Так что вряд ли стоит с удивлением воспринимать некоторые особенности поведения или заявления западных дипломатов. Но, цитируя М. Ходынскую-Голенищеву, автор сохраняет и эмоциональную окраску ее текста.
И еще пара замечаний. В ряде случаев М. Ходынская-Голенищева принимает за чистую монету позицию США и других западных держав, направленную на применение к Сирии статьи VII Устава ООН. Она полагает, что они и впрямь хотели получить юридическое добро Совета Безопасности на свое участие в военных действиях в Сирии. Но скорее у этой позиции было двойное дно. Конечно, с одной стороны, Запад был не прочь развязать себе руки для ультиматумов Дамаску, но, с другой стороны, ни США, ни их союзники реально не хотели напрямую своими силами вмешиваться в сирийскую гражданскую войну. Они могли это сделать, как раньше в Сербии или Ираке, и без решения Совета Безопасности. Российско-китайское вето в СБ ООН давало возможность избежать своего прямого вмешательства, но вместе с тем ошельмовать «сторонников кровавого режима» и оправдаться перед своими местными клиентами, которые строили свою политику в надежде на военную интервенцию США в Сирии.
Иногда молодой исследователь сама увлекается «теорией заговора», полагая, что чуть ли не все процессы в регионе были срежиссированы Западом. Впрочем, это ее мнение разделяли многие в Москве.
Но эти замечания не снижают высокой оценки труда М. Ходынской-Голенищевой, который лег в основу второй части данной главы.
Попытки организовать процесс политического урегулирования
Россия многократно предлагала созвать международную конференцию по Сирии. Задача состояла в том, чтобы подтолкнуть стороны к перемирию и поискам политического решения.
США предпочли бы принять план замены существовавшего режима без консультации с Дамаском. Такой механизм смены власти казался повторением ливийских событий.
Россия настаивала на том, что будущее Сирии должны решать сирийцы, не забывая упоминать о необходимости политических реформ. России даже удалось добиться 18 июня 2012 года формального консенсуса по Сирии на встрече в Лос-Кабосе (Мексика) участников «Группы восьми». Они признали, что сирийский народ должен иметь возможность самостоятельно определять свое будущее, а переход к демократической, плюралистической политической системе должен осуществляться самими сирийцами в рамках суверенитета, независимости, единства и территориальной целостности САР708.
