Вскоре в советских предложениях по ближневосточному урегулированию стал присутствовать новый элемент – требование «удовлетворить законные права арабского народа Палестины»95. Об этом говорилось в решениях XXIV съезда КПСС, который состоялся в марте 1971 года.
Арабо-израильская война 1967 года, которая нанесла серьезное поражение союзникам СССР и немалый ущерб его престижу, отнюдь не означала крушения советского влияния на Ближнем и Среднем Востоке, созданного за предыдущее десятилетие. Скорее наоборот. Общественно-политические процессы, набиравшие силу в 50-х – начале 60-х годов, по инерции продолжались. Война 1967 года их даже ускорила. В арабском общественном мнении она воспринималась как «агрессия Израиля в сговоре с США» и совпадала, таким образом, с советской версией. Антизападные («антиимпериалистические») настроения усилились. На этой волне в июле 1968 года произошел новый баасистский переворот в Ираке, в мае 1969 года – леворадикальный переворот в Судане, а 1 сентября 1969 года – революция в Ливии.
Привлекательность многих элементов социально-политической модели, скопированной с Советского Союза, пока еще не окончательно потускнела. Разве не показывали военно-политические успехи Вьетнама или Кубы, каким мобилизационным потенциалом обладают леворадикальные режимы? Разве Египет – лидер арабского мира – не шел все дальше по этому пути?
Но главное было в другом.
Советское руководство продемонстрировало, что оно не допустит крушения дружественных ему режимов и обладает для этого средствами и возможностями. Широкомасштабная военная помощь Египту и Сирии была призвана полностью восстановить и увеличить их военный потенциал. Строительство крупных объектов, таких как высотная Асуанская плотина и плотина на Евфрате, Хелуанский металлургический комбинат, продолжалось при сотрудничестве с СССР. Все большее число египтян, сирийцев и иракцев обучалось в СССР.
Но одновременно проявлялись и усиливались те тенденции, которые уже в первой половине 70-х годов начнут подвергать эрозии советское влияние на Ближнем Востоке. Дело было даже не в неспособности революционно-авторитарных режимов решать внутренние проблемы. В конце концов, неудачи можно было списать на «происки империализма и сионизма», на обстановку военного времени – частично это было действительно так, да и в полной мере этот их внутренний кризис скажется позднее.
Дело было в имманентной противоречивости советской позиции по отношению к арабо-израильскому конфликту.
Вооружая Египет и Сирию, Советский Союз не хотел и не планировал военного решения проблемы, решительного перевеса сил у арабов, изменения статус-кво.
С одной стороны, советские лидеры боялись нового поражения арабов. В этом случае для спасения своих друзей и своих вложений СССР вынужден был бы поднять уровень своей вовлеченности в конфликт. Такие его действия вызвали бы реакцию США и опасность прямой конфронтации. С другой стороны, урегулирование означало бы уменьшение зависимости арабских стран от советской поддержки.
Фактически СССР был заинтересован в сохранении состояния «ни мира, ни войны», хотя формально советская дипломатия не жалела усилий для урегулирования конфликта. Бывший заместитель министра иностранных дел СССР, затем посол в Египте В.М. Виноградов в беседе с автором категорически отверг мысль об этой заинтересованности96. Он мог бы сослаться и на официальное заявление Брежнева: «Советский Союз был, есть и будет кровно заинтересован в быстрейшем, прочном и справедливом мирном урегулировании на Ближнем Востоке»97. Арабские лидеры, выработав на Хартумском совещании 30 августа – 1 сентября 1967 года свои знаменитые «три «нет» («нет» – признанию Израиля, «нет» – миру, «нет» – прямым переговорам с Израилем), не были готовы к политическому урегулированию и компромиссам. Однако затяжка в решении конфликта расшатывала фундамент власти и египетского, и сирийского режимов и подталкивала их лидеров к военным акциям, которых советское руководство не желало.
Г.А. Насер постепенно восстанавливал контроль над страной, избавляясь от соперников из числа военных, в том числе от своего бывшего друга, тоже Героя Советского Союза, маршала Аб-дель Хакима Амера. Египетский лидер осторожно маневрировал между левыми, пользовавшимися советскими симпатиями, и правыми, склонявшимися к необходимости сотрудничества с Западом и отказа от социалистических экспериментов. Но свободу действий ограничивало клеймо национального унижения в июньской войне 1967 года и израильская оккупация Синая. Жесткое противостояние Израилю и Западу вынуждало Г.А. Насера идти на дальнейшее сближение с СССР. Для советского руководства сотрудничество с Египтом оставалось приоритетным в регионе. Боеспособность и вооружение египетской армии с помощью поставок советского оружия и направления советников быстро восстанавливались.
Состоялось несколько визитов высокопоставленных советских делегаций в Египет и египетских – в СССР. Сотрудничество Г.А. Насера с левыми и марксистами создавало в Москве иллюзию, что Египет движется в «правильном» направлении.
В качестве доказательства справедливости этой мысли привожу фрагмент моей беседы с Б.Н. Пономаревым.
Б.Н. Пономарев98. Насер был прогрессивным человеком, другом СССР. Он хотел, чтобы Египет шел по пути социального прогресса.
Автор. Под социальным прогрессом вы понимаете постепенное приближение к советской модели?
Б.Н. Пономарев. Конечно, именно так. Помню, как Насер лечился у нас в Барвихе. Я поехал к нему беседовать. Мы разговорились, и он начал откровенно со мной говорить. Он сказал, что хочет развивать социализм, социальный прогресс, быть ближе к социализму. Было видно, что он развивается в положительном, с нашей точки зрения, направлении. И в смысле движения по пути сближения с СССР, и по пути борьбы с империализмом, за социализм. Я доложил об этом руководству.
Поток советского оружия шел и в Сирию, чтобы компенсировать военные потери. В марте 1968 года советский министр обороны маршал А.А. Гречко посетил Дамаск.
Одной из причин сирийского поражения был отвод ряда боеспособных подразделений с фронта, чтобы усилить охрану баасистской верхушки и внутреннюю безопасность. Сирийские лидеры больше боялись внутренних противников, чем Израиля. Их политика принесла плоды. Оппозиция была слабой, разрозненной. Правительство правило железной рукой. Сирийская армия стала выполнять часть функций политической полиции.
Параллельно с военным советско-сирийским сотрудничеством шло и «идеологическое». Делегация баасистов приехала в Москву для «идеологических дискуссий».
Гибким сирийцам было несложно находить приятные для уха Москвы лозунги и тем самым повышать свои шансы на получение помощи. Сирия нуждалась в защите, у нее было кое-что взамен – и в стратегических позициях, и в экономике. Но для СССР Сирия оставалась трудным союзником, действия которого не поддавались контролю, часто были непредсказуемыми и вызывали осложнения.
В СССР без энтузиазма воспринимали левацкие идеи, исходившие из Дамаска, типа «народной войны» против Израиля. Новый начальник сирийского Генерального штаба Мустафа Тлас был «теоретиком» партизанской войны и даже переводчиком Че Гевары, который не пользовался особой популярностью у советского руководства.
